Завещание каменного века

– За этим я и пришел. – Он ненадолго задумался, рассеянно глядя в темный угол тюрем.ной камеры. – Я допустил непростительную ошибку. Это по моей вине мы попали в беду.

– Даже если это и правда, я на вас не в обиде.

– Я не имел права делать этого до времени, – сказал он, словно не слыша меня. – Но теперь я должен сказать тебе… Помни; что бы ни случилось, даже самая жестокая казнь не должна, пугать тебя – конец будет благополучный. Ты очнешься живым на Земле в тот самый момент, когда исчез оттуда. А все происшедшее будет вспоминаться, как сон.

Я невольно усмехнулся про себя: Итгол, должно быть, позабыл, что ждет меня на Земле – снежная могила.

– Очень занятный способ утешить человека в беде – заставить поверить, будто он спит, – рассмеялся я. – Но еще на Земтере один умный человек убедил меня в обратном. Его доводы и сейчас кажутся мне неопровержимыми.

– Я и не утверждаю, что это сон. Я сказал; будет вспоминаться, как сон.

– Ну, хорошо, будем считать, что я поверял. Не станем терять время попусту. Я опасался, что Итгола скоро выпроводят из моей камеры и я так и не успею расспросить его о многом. – Вы так и не объяснили: отчего земтеряне зашли в тупик?

Про себя невольно усмехнулся: "Ну какое мне дело до земтерян? Сейчас ли думать об этом?"

Но хоть я иронизировал над собою, мне в самом деле интересно было знать, что ответит Итгол.

Доподлинно рассказ Итгола я не помню – передаю только главное.

Технические достижения на Земтере позволили в короткий срок достигнуть всеобщего благоденствия и установить подлинное равенство. Каждый ребенок еще до школы проходил специальное испытаниеопределялись его способности и врожденные задатки. Если, скажем, выявлялось, что наибольшая польза от него будет в должности руководителя производством – его направляли в специальную школу, где готовили руководителей, если же природные задатки позволяли человеку заниматься научными исследованиями – из него готовили ученого. Люди особо не одаренные также занимали каждый свое место: производство товаров и продовольствия, транспорт я организация экономики нуждались в армии добросовестных исполнителей. Каждый человек с детских лет готовился к роду занятий, наиболее отвечающих складу его натуры.

Равенство при этом было соблюдено: никаких привилегий занимаемое место не давало человеку. Сами собою исчезли вражда, соперничество, тщеславие, зависть…

Здесь я перебил Итгола.

– С земтерским техническим раем я знаком. Если бы нам не посчастливилось бежать оттуда, я бы удавился от скуки.

– В этом-то и беда их. Тыслчи лет полного благоденствия подавили в земтерянах стремление к творчеству. Уныние и скука стали нормой. У них совершенно выродились искусства.

В начале эры процветания все ожидали небывалого подъема творчества: земтеряне могли без ущерба для экономики содержать сколько угодно свободных художников, музыкантов, поэтов, артистов.

– И при этих условиях искусства зачахли?

– Не сразу. Вначале наблюдался даже некоторый расцвет. Люди, способные к пзорчеству, также выявлялись с помощью специальных тестов и с детства обучались но особой программе. Безвестность никому не угрожала: издательства, картинные галереи, театры и концертные залы сами наперебой обращались к литераторам. Поэма, которую автор еще не дописал, уже отправлялась в набор, а едва была закончена последняя страница, как она тут же поступала на книжную полку. Точно так обстояло дело и в других жанрах. На помощь художникам и поэтам были даны даже вычислительные автоматы. Вторжение машинной техники в творчество переполошило художников. Предполагали, что именно это и погубит искусства. Но страх оказался напрасным. Скоро выяснилось, что автоматы опасны лишь эпигонам и графоманам: подражать готовым образцам они умели гораздо лучше человека, создать же новое были не в силах.

Не техника погубила искусство, а полный автоматизм жизни и стандартизация. У людей заглохла способность к восприятию нового. Художник-творец зависит от аудитории не меньше, чем от уровня своего таланта: произведение, которое никем не будет понято, никому не нужно. А уровень восприятия земтерян беспрерывно понижался. Постепенно зрелищные искусства, как наиболее доступные, вытеснили все остальное. Но и сами зрелища стали стандартными: художникам неоткуда было черпать свежие впечатления – жизнь из поколения в поколение повторялась.

С изобретением сигриба искусств не стало вовсе. Почва для этого была уже подготовлена. По сигрибу передавались непосредственно чувства к ощущения. Эти передачи нельзя назвать зрелищными, потому что действовали они не только на слух н зрение, как, например, кино, но и на прочие чувства: вкус, обоняние, осязание… Сигриб передавал потребителям то, что в это время испытывал и переживал ведущий программу. От ведущего требовалось немногое: он просто занимался в это время чем-либо приятным для себя. Эти передачи заменили все: и музыку, и живопись, и зрелища… Ведь для того, чтобы воспринимать передачи и вовсе не нужно никакой подготовки – достаточно было иметь пять чувств, какими наделила природа.