Завещание Холкрофта

«Атерризаж Медок». На западном берегу озера. В пятнадцати-двадцати километрах к северу от города… Если сосредоточить свои мысли лишь на этой короткой темной полосе вблизи берега с газовыми насосами, установленными на единственной пристани, то ей, возможно, удастся унять бешено стучащее сердце и лихорадочное дыхание.

«Атерризаж Медок». Господи, прошу тебя, помоги мне отыскать его! Дай мне дожить до этой минуты и до встречи с сыном! Господи боже мой! Что я натворила? Лгать на протяжении тридцати лет!.. Какое страшное предательство, какое позорное клеймо!.. Я должна найти его!

Хелден сидела прямо за спиной у пилота в маленьком водном самолете. Под юбкой чувствовался сделанный доктором бандаж: плотный, но не мешавший кровообращению. Рана время от времени давала о себе знать, однако захваченные таблетки ослабляли боль, так что ходить она могла спокойно. Но даже если бы не могла – она бы себя заставила.

Пилот откинулся назад, полуобернувшись к ней:

– Через полчаса после приземления вас отвезут в ресторан на берегу озера, где вы сможете взять такси до города, – прокричал он. – Если вам потребуется в ближайшие две недели вновь прибегнуть к нашим услугам, то на это время нашей базой будет частная полоса «Атерризаж Медок». Рад был такой пассажирке.

Глава 41

Эрих Кесслер не был человеком физического склада, но одобрял физическое насилие, когда его применение было продиктовано практическими целями. Одобрял как наблюдатель и теоретик, а не как практик. Однако на сей раз выбора у него не было, и времени на поиски альтернативы – тоже. Ему неизбежно предстояло стать частью творящегося насилия.

Холкрофт поставил его в безвыходное положение. Этот любитель смешал все карты, назначил собственных козырей и играл на них с пугающей проницательностью. Хромосомы Генриха Клаузена явственно сказывались в его отпрыске. Теперь приходилось заново подчинять его своему контролю и перестраиваться.

Среди толпящихся в вестибюле Эрих выбрал подходящего ему человека: газетчика, и, судя по его свободной манере держаться и умелому обращению с блокнотом и карандашом, хорошего.

Кесслер приблизился к нему и обратился вполголоса:

– Вы журналист из… Как называется ваша газета?

– «Женев Суар», – ответил тот.

– Просто ужасно – все, что тут случилось. Бедняга. Какая трагедия… Я здесь стою уже некоторое время и не могу решить, кому же рассказать то, что мне известно. Дело в том, что я попросту не имею права быть замешанным в это дело.

– Вы постоялец этого отеля?

– Да. Я сам из Берлина. Часто приезжаю в Женеву. Совесть велит мне сейчас же идти в полицию и сообщить им все, что я знаю. Но мой адвокат говорит, что мое признание может быть неверно истолковано. Я здесь по делам, и это может мне повредить. И все же я обязан сообщить…

– Какого рода информацией вы располагаете?

Эрих печально посмотрел в глаза журналисту:

– Я, скажем так, был близко знаком с убитым.

– И что?

– Только не здесь. Мой адвокат велел мне держаться в стороне от всего этого.

– Вы хотите сказать, что замешаны в случившемся?

– О, нет, слава богу! Ничего подобного, вовсе нет. Просто я располагаю… кое-какими сведениями. Возможно, я даже мог бы назвать пару имен. Но неофициально – на то есть свои… причины.

– Если вы в этом деле не замешаны, я обещаю хранить в тайне источник полученной от вас информации.

– Это все, о чем я прошу. Дайте мне две-три минуты подняться в номер за пальто. Затем я спущусь и выйду на улицу. Следуйте за мной вниз по склону холма. Я найду укромный уголок, где мы сможем поговорить. Но не подходите ко мне, покуда я не позову.

Журналист кивнул. Кесслер направился к лифту. Он прихватил пальто и два револьвера, принадлежность которых установить будет невозможно. Небольшая задержка лишь заставит Холкрофта понервничать. Это было ему на руку.

Ноэль ожидал в подъезде дома напротив отеля. Кесслер должен был получить его устное послание еще пять минут назад. Что его задерживает?

Вот он, наконец-то! Массивная фигура, спускавшаяся по ступеням главной лестницы «Д'Аккор», могла быть только им: громоздкие очертания, неспешная поступь, тяжелое пальто… Ага, вот в чем дело – Кесслер поднимался к себе в номер за пальто.

Холкрофт наблюдал, как Эрих царственно двинулся вниз по дорожке, вежливо раскланиваясь со встречными. «Кесслер – человек благовоспитанный, – подумал Ноэль, – и, вероятно, не поймет, почему его использовали как приманку». Подобные соображения были не свойственны его натуре. Как не свойственно Холкрофту было использовать кого-либо в качестве приманки. Но теперь все стало иным, чем прежде. И нынешние его действия были для него теперь естественны.