– Я понимаю. Но… я хочу, чтобы ты писал мне регулярно и сообщал, что с тобой все в порядке. Хотя бы кратко, пусть даже одними смайлами. Я так волнуюсь.
– Я бы рад. Но не всегда могу это делать.
– Леонард…
– Давай пойдем посидим на балкончике и посмотрим на закат. Люблю я это зрелище. Оно и успокаивает, и вдохновляет…
– А я приготовлю тебе чай.
Серафима ощутила легкое беспокойство от того, что она с некоторых пор перестала строить какие-либо планы вообще, а живет одним днем. Ловит моменты сегодняшнего счастья. А что будет дальше – старается не загадывать. Но, может быть, это и есть самая мудрая и верная философия?
Когда они сидели на балконе и смотрели на реку, любуясь закатом, у Леонарда зазвонил телефон.
Посмотрев, кто вызывает, Гуджарап сразу посерьезнел и дал знак Серафиме, чтобы она во время этого разговора молчала и не отвлекала его.
У нее невольно сжалось сердце. Только что они сидели и смотрели, как солнце опускается в воду – громадное, красное, – и молчали. Но это было удивительное молчание, по мнению Серафимы: такое уютное, радостное, когда их близость была всецелой. И тут звонок. Неужели снова командировка? А что тогда остается ей? Долгие вечера в ожидании хоть каких-то известий от Леонарда. И постоянно гадать: что он, где он…
Закончив разговаривать (при этом Гуджарап большей частью молчал и слушал своего собеседника), он сказал, повернувшись к Серафиме:
– Скоро у нас будут гости.
– Кто?
– Уже знакомый тебе Константин Петрович. У нас есть что-нибудь к столу?
– Что-нибудь… – протянула Серафима. – Ты же приготовил шикарное мясо с картошкой. Есть соленые огурцы, помидоры.
– Отлично. Константин Петрович сказал, что будет через двадцать минут. Обычно он пунктуален как часы. Или еще точнее.
Стол был уже накрыт, когда раздался звонок в дверь.
Константин Петрович церемонно приложился к руке Серафимы и окинул взглядом стол.
– Есть не хочу. Недавно поужинал. Сидел на одних переговорах в ресторане. И наелся до отвала. Подавали устриц, хотя я мечтал о простом куске мяса. Но политес, нужные люди, словом, пришлось есть этих заморских гадов.
Он посмотрел выразительно на Серафиму:
– Надо бы нас с ним вдвоем оставить. Не возражаете?
– Как вам удобно. Я буду в соседней комнате. Стены у нас толстые, так что разговаривайте без помех. Если нужен чай или кофе – я сделаю.
– Да. Кофе не помешает. Покрепче.
Когда Серафима подала мужчинам кофе и удалилась, закрыв за собой дверь, Константин Петрович посмотрел на Гуджарапа и кратко бросил:
– Разговор будет из тех, что не для огласки.
– Само собой.
– Дело, которое ты сейчас ведешь или консультируешь, представляет для нас особую важность. Я имею в виду убийство бывших авиаконструкторов.
Гуджарап склонил голову.
– Кстати, когда мы с тобой виделись в последний раз за границей? Во Французской Гвиане?
– Да.
– Ну, так могу сказать только одно, что здесь мы выходим на интересы стратегической важности. Не знаю, сумею я тебе это донести или нет. Я уже вкратце говорил об этом в прошлый раз. Как ты знаешь, в начале семидесятых был взят курс на конвергенцию социалистической и капиталистической систем. Между прочим, слово «толерантность» означает не терпимость, а полное приспособление к чужим системам, которые тебя могут в любой момент сожрать. Ну, это я так, к слову. Все наши космические и другие программы постепенно сворачивались. И мы теряли те позиции, которые были наработаны в течение предыдущих лет. Товарищ Ричард Бертони был человеком необыкновенным во всех смыслах. Его идеи, разработки были очень нужны нашей стране. К сожалению, и врагов у него было немало. Ставили палки в колеса, причем не явно, а исподтишка. Многие его наработки не реализованы. Их либо снимали с производства, либо отдавали другим людям. Да и наша компьютерная программа, как ты знаешь, была зарублена на корню. Если бы идеи академика Глушкова были реализованы в шестидесятые годы, то, возможно, Советский Союз существовал бы и сейчас, причем как самая передовая держава мира. Мы были в шаге от прорыва в компьютерном деле. Но наши западные враги очень умело рассорили Глушкова с руководством. В результате его разработки были свернуты, а американцы вырвались вперед. И теперь во всем мире с придыханием произносят имена Стива Джобса, Билла Гейтса, Марка Цукерберга. Глушкова фактически свели в могилу. То же получилось и с Бертони. Странной смертью умер академик Мстислав Келдыш. Складывалось впечатление, что наиболее талантливых людей сознательно убирают. В результате таких вот провалов и шагов один из самых блестящих проектов в истории был похоронен на радость всем врагам и завистникам. Бертони словно предчувствовал свою гибель. Его разработки нужны сейчас. Где они?
– Ты спрашиваешь меня?
– Да. Я рассуждаю на эту тему, пытаюсь понять, куда они могли деться.