Завещание крестоносца

Тайна была завещана не ей — им двоим, поняла Алена, покосившись на свою спутницу. Ее направили в зиккурат, чтобы она ближе познакомилась с Алей, поняла, как много в них общего, как многое их связывает…

У Али на лице было прежнее выражение — растерянности и радости, как будто она после долгого и трудного пути вернулась домой. В свой подлинный дом.

Алена вспомнила текст записки, которую перевел для нее профессор Левантович.

«Подняться по спирали, не пропустив три символа, и узнать себя в отражении».

Она исполнила часть этой инструкции — поднялась по спирали, по железной винтовой лестнице внутри зиккурата, и нашла три символа, три оттиска древних монет. И эти символы привели ее сюда, к этому старинному зеркалу.

И концовка записки говорит тоже о зеркале — точнее, об отражении, в котором она должна узнать себя…

Что же это значит?

Алена села перед трюмо, как тогда, когда первый раз оказалась в этом доме, в этой башне. Только теперь она была здесь не одна. С ней была Аля, ее новообретенная сестра…

Аля подошла к ней сзади, наклонилась.

Теперь они обе отражались в трех старинных зеркалах.

Алена вспомнила строчки из старого стихотворения: «Друг друга отражают зеркала, взаимно искажая отраженья…»

И сейчас их с Алей отражения в трех створках трюмо накладывались друг на друга, множились… но старинные зеркала не искажали отражения девушек, а словно соединяли их в одно, общее отражение.

Алена увидела, как ее отражение становится все больше похоже на Алю. Ее лицо приобрело ту же, что у Али, нежную белизну старинного фарфора. А Алино лицо, неуловимо изменяясь, приобрело ее отчетливость и выразительность черт…

Два лица становились все более похожими… они словно сливались, проваливаясь в зеркальный колодец отражения…

В какой-то момент Алена увидела, что во всех трех зеркалах отражаются не два лица, а одно, лицо, в котором соединены черты обеих девушек…

Узнать себя в отражении — было сказано в той записке.

И она узнала себя — узнала себя в Але, и окончательно поняла, что они — одно целое, они — сестры, сестры по крови, сестры по судьбе, объединенные прошлым и будущим, объединенные отражением в старинном зеркале…

В следующее мгновение у Алены закружилась голова, и она заскользила в зеркальную глубину, словно провалившись в двоящееся, троящееся, множащееся отражение…

Она тонула в этой зеленоватой глубине, как в бездонном зеркальном омуте, тонула, не надеясь выплыть из него. У нее пропало представление о времени и пространстве, она перестала понимать, где верх и низ. Легкие разрывались от недостатка воздуха, как будто она и впрямь была глубоко под водой.

И вдруг впереди — или наверху? — Алена увидела лицо… свое собственное лицо? Лицо своей сестры?

Она протянула руку — и встретилась с другой рукой, сильной и теплой.

И эта рука потянула ее вверх, к свету, к воздуху, к жизни.

Алена сжимала руку сестры все крепче и крепче…

И наконец все кончилось.

Они с Алей сидели перед старинным трюмо, держась за руки. У обеих были испуганные и удивленные лица.

— Что это было? — прошептала Алена непослушными губами.

— Не знаю… знаю только, что ты спасла меня… если бы не ты — я утонула бы в этом зеркале…

— Я? — удивленно переспросила Алена. — Это ты спасла меня, сестренка…

И тут она почувствовала, что в ее руке — не только Алина рука.

В своей руке она сжимала еще что-то, что-то, что нашла в глубине зеркального омута.

Алена осторожно разжала руку — и увидела на ладони перстень. Перстень из тускло-красного золота, в который вставлен удивительно красивый камень того густого синего цвета, какой приобретает ночное небо незадолго до рассвета.

На поверхности этого камня была вырезана рыба.

— Что это? — удивленно проговорила Аля, разглядывая перстень.

— Это то, что хранил Николай Михайлович, — ответила Алена, — то, что он завещал нам с тобой. Видишь, только вдвоем мы смогли получить его. Видишь…

— Смотри! — перебила ее Аля. — Смотри, что это с зеркалом?

Алена взглянула на зеркало… и увидела странную, непонятную картину.

Старинное зеркало вдруг запотело, как будто кто-то дохнул на него влажным, жарким дыханием. И на этой замутившейся поверхности проступили написанные незримой рукой слова.

«Всю свою жизнь я хранил и оберегал как зеницу ока великую святыню, драгоценный перстень, дарованный святой Еленой, матерью императора Константина Великого, одному из константинопольских храмов. По преданию, в древности этот перстень хранился в вавилонском святилище, в зиккурате, посвященном богине Иштар…»

Надпись дошла до нижнего края зеркала — и на него снова дохнул кто-то невидимый. И незримая рука начертала на замутившейся поверхности продолжение: