Завещание Малого Льва

Один раз он убил ребенка. Он хотел как лучше, привел его в свой подвал, накормил, вымыл его в корытце… было так забавно, как тот отскребал свои чешуйки, как какой-нибудь зверек. Милый был уродец и очень доверчивый. И он положил его себе под бок, обнял, прикрыл рукой… а наутро проснулся уже с трупиком.

Йон полетел тогда далеко в Горбатые горы. Он встал на самом краю отвесной скалы и сказал эту жуткому Богу, который придумал этот невыносимый мир и которому бесполезно было молиться, разве что угрожать, он сказал, что с него хватит. А может, никакого Бога вообще не было, а был случайный, брошенный на произвол случая мир. Но и в этом мире он отказывался убивать детей.

Прыгнуть оказалось очень страшно и на самом деле обидно. Йон знал, что всё равно себя заставит, он сел на краешке, свесив ноги, чтобы подготовиться. Ему было жаль себя и жаль того доверчивого малыша, трупик которого он закопал на окраине завода, ему жаль было всех, но он ничего не мог исправить в законах мироздания и уходил с этим. Куда? За что? И есть ли там хоть что-то?

Черте что творилось в душе, он долго не мог успокоиться и взять себя в руки. Уходить надо было спокойно и уверенно… а иначе это опять поражение.

И вот в тишине и спокойствии, под голубым небом и нежным утренним солнышком ему вдруг пришла мысль о том, что надо лететь дальше, вдоль ущелья. Ясная такая мысль из разряда Вдохновения. Он так часто путал реальность и фантазии, что сразу не поверил. Он это знает? Или он это придумал, чтобы не прыгать в пропасть?

— Не обманете, — зло сказал он кому-то, — я всё равно вернусь и прыгну.

И он сел в свою «галошу» и полетел низко вдоль ущелья на малой скорости, и спасение пришло: грань пирамиды сверкнула тогда на солнце. Йон подумал сначала, что это ледник, такой чистый и гладкий как зеркало. Но это был не ледник.

Пирамида вросла в скалы, она казалась одной из них. Выступала только широкая, зеркальная грань и два ребра, и ни одной пылинки не было на этом гигантском зеркале. Конечно, он приземлился рядом и почти сразу почувствовал ее «вкус». Она была сладкая и нежная, «розовая сирень», она была щедрая и сильная, и она не умерла от его присутствия.

Изнутри слышались равномерные звуки: «Йон, йон, йон…». Он должен был как-то объяснить себе ее существование и пришел к выводу, что раньше для всех аппиров были такие «кормушки». И всем было хорошо. И всем хватало энергии, потому и понастроили в свое время столько городов, замков, заводов и складов… а потом почему-то забыли про них или уничтожили.

Со временем он придумал себе папу, так было интереснее, но в любом случае не сомневался, что пирамида живая, и туча изголодавшихся вампиров может попросту ее убить, она ведь осталась одна. И он не говорил про нее никому и никогда… кроме девочки Ассоль.

Ассоль лежала калачиком на циновке у огня, маленькая, тихая, трогательно красивая. Под головой у нее было старое тряпье. Он замер, любуясь. Эта сказка ему тоже нравилась: мальчик и девочка в заброшенном замке на пустой планете. Почему-то ему всё время хотелось оказаться с ней именно на пустой планете, где нет ее братьев, мам, пап и прочих родственников, которые ее мучили.

— Поцелуй меня, Йон… только взаправду!

— Ты даже не знаешь, какой я плохой, — сказал он взаправду.

— А я? — усмехнулась она, — я вообще… такая дрянь!

Он наклонился и ее поцеловал, аккуратно, нежно, так нежно, как мог. И остановился на этом.

— И что? — спросила она удивленно, — а дальше?

— Что дальше?

— Как? Ты не знаешь, что?

— Знаю, конечно, — посмотрел он грустно, — но разве это про нас? Мы же друзья с тобой. А любишь ты брата.

— Ненавижу я его, а не люблю! Понятно?! И жену его ненавижу! И всех, всех вообще ненавижу!

Она отвернулась и уткнулась лицом в тряпьё. Йон лег рядом и обнял ее.

— Ничего мы ему так не докажем. Слышишь? И тебе же не это надо? Давай лучше я тебя поглажу.

— Я не кошка! — всхлипнула она.

— Конечно. Ты котенок. Маленький, рыжий.

— Я злая. Я ее убью. Отравлю чем-нибудь… антигравитатор ей сломаю в модуле…

— Убить не так легко, Ассоль, не думай.

— Моя тетка всех убивала, кто ей не нравился. А я чем хуже?

Ну и родня у нее была!

— И что? — спросил Йон, — добилась своего?

— Тетя Сия? — изумленно посмотрела на него Ассоль, как будто впервые об этом задумалась, — не-ет.

— Вот видишь.

— Вижу! Но это же неправильно! Это несправедливо! Эта Скирни — мышь серая! Ей не за Льюиса надо замуж, а за какого-нибудь санитара! Врачихой прикидывается! Строит из себя… а сама полы мыла на Оринее да мужиков обслуживала. Знаешь, как он ее нашел? Он ее снял! На ночь. За эту ночь она его и окрутила.

— Послушай, Рыжик… если он твой, он всё равно будет твой, никуда не денется. А если нет — то что зря переживать? Не своё никогда не получишь.

— Это ты сам придумал, или дурацких книжек начитался? — уставилась на него Ассоль, — за любовь надо бороться!

— Как твоя тетя Сия?

— Дурак…

Она снова отвернулась. Йон гладил ее по мягким рыжим волосам, похожим на пух.