- Почему опять? И почему ты думаешь, что у нас ничего не получится?
Кубин тяжело вздохнул и подчеркнул надпись.
- Когда мы попали в это время и осознали где мы, у нас сразу появилась цель. Цель, с большой буквы. Ты меня понимаешь? - Я кивнул. - И времени как раз было в достатке, чтоб подготовится, помочь, объединить княжества, сделать русскую землю сильней. Ведь у нас было знание. Нам легко удалось достичь высокого положения и княжеского признания. Мы стали вхожи в княжеский совет, к нам прислушивались, но... - Дед Матвей переломил ветку, что держал в руках.
- Но всё тщетно. Князя интересовало совсем другое, а настойчивость пресекалась полным непониманием. Тогда мы решили разделиться. Ефпатин уехал в Рязань, Кулибин в Ростов, а я остался во Владимире. Стал ближником Юрия Всеволодовича. И начали всё заново. Но опять попытка вразумить князей провалилась, а после Липицкой битвы у нас просто опустились руки. Мы устали, понимаешь? Я уехал за Керженец и стал учить молодёжь уму-разуму, Ефпатин собрал дружину и стал ходить в набеги. Иван Петрович принял постриг, со временем стал настоятелем Храма Владимирской Божьей Матери в Китеже.
Он опять тяжело вздохнул.
- Нам троим, не удалось ничего изменить. Троим! Но, вот появился ты, и всё вдруг завертелось. С трудом, но всё начало получаться. У меня и Кулибина появилась надежда, которая чуть не погибла вместе с тобой в Керженской сече. Я тогда коней загнал, везя тебя к Мяге. Потом была гибель Китежа, Буево поле. Но это не убило надежду. Тебе удалось больше чем нам. За тобой пошли люди. - Кубин горько усмехнулся. - Пусть мало, но пошли. Я написал Великому князю письмо. Обо всём написал. О будущем вторжении, о том, что нужно собирать дружину. Но, он опять не поверил, сына вместо себя прислал, который скоро.... Знаешь, как горько и больно видеть глаза человека, и знать, что он скоро погибнет? И ничего не сделать. Ничего! Время неизменно. Течет себе, как река.
Он переломил ветку на четыре части и бросил одну в воду.
- Смотри. Это мой брат. Погиб сразу.
Потом кинул остальные. По воде поплыли уже три ветки.
- Это мы. И что не делай, нам никуда не свернуть. Мы как эти ветки, понимаешь?
- Я понимаю.
И в первый раз за три месяца пожалел, что у меня нет курева. Нет, к черту курить, выпить надо. Рука скользнула к поясу, но фляги там не оказалось, забыл в крепости. Чёрт! Закрыл глаза и несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул.
- Мои деды прошли всю войну, я тебе рассказывал о ней. Мой отец военный, тоже воевал. Я... я помню "Отцов своих", и я не отступлю. Как там, в песне поётся: "Течёт время как река, не замедлится. А вперёд не посмотреть, туман стелется"? Ну, нет.
Я поднялся, поднял большой камень и бросил его в реку. Ветки, плывшие рядом, раскидало в разные стороны.
- Смотри, камень торчит из воды, вот это те триста лет ига. А камень тоже можно разбить и изменить историю.
Кубин посмотрел на расходящиеся круги и волну, которая сразу замыла надпись на песке, и... пожал плечами.
- Власыч, я понимаю, что если долго долбить головой крепостную стену, то естественно не выдержит голова. Но руки нельзя опускать. Пусть нас мало, но у нас есть очень неплохой шанс.
- Что, пробраться в стан и как Милош Обилич заколоть Батыя?
- Гм... заманчиво, а толку? - Я замер от внезапно пришедшей идеи, и продекламировал:
- Станем, братцы, вечно жить,
Вкруг огней, под шалашами,
Днем - рубиться молодцами,
Вечерком - горелку пить!
У Кубина поползли брови вверх.
- Давыдов? Э... это ты что, всё-таки собираешься партизанить?
- А что остаётся? С нашими знаниями будет легко. Пять сотен в тылу монгол. Уничтожаем обозы, отбиваем полон, угоняем стада баранов и табуны заводных лошадей. Крушим осадные орудия и запчасти к ним. Как думаешь, что они смогут без всего этого сделать?
- Многое, например - сначала нас уничтожить. - Дед Матвей задумался, потом медленно произнёс:
- О, как страшно смерть встречать,
На постели господином,
Ждать конца под балхадином,
И всечасно умирать!
Потом проговорил веселей:
- То ли дело средь мечей:
Там о славе лишь мечтаешь,
Смерти в когти попадаешь,
И не думая о ней!
Ну, слава Богу, хоть из депрессии вышел, теперь легче будет. Я толкнул его кулаком в плечо.
- Видишь, поэты за нас всё решили.
Кубин взглянул на меня и, улыбнувшись, вдруг продекламировал:
- Люблю тебя, как сабли лоск,
Когда, приосенясь фуражкой,
С виноточивою баклажкой
Идешь в бивачный мой киоск!
Когда, летая по рядам,
Горишь, как свечка, в дыме бранном;
Когда в б.....е окаянном
Ты лупишь сводню по щекам.
Киплю, любуюсь на тебя,
Глядя на прыть твою младую:
Так старый хрыч, цыган Илья,
Глядит на пляску удалую,
Под лад плечами шевеля.
О рыцарь! идол усачей!
Гордись пороками своими!
Чаруй с гусарами лихими
И очаровывай б....й!
Глядя на моё удивление, спросил:
- Что, не слышал такого Давыдова?
- Слышал, но от тебя, Власыч, не ожидал. Ну, так как, ты со мной?
Кубин улыбнулся и толкнул кулаком уже меня.
- А куда мне деваться? На постели господином, ждать конца под балхадином? С тобой, конечно, поганых бить.