Завещание с простыми условиями

И вот я стою в хоре и пою чистым, звонким голоском:

Воскресение Христово видевше,

Поклонимся святому Господу Иисусу,

Единому, безгрешному…

Я зашептала пришедшие, как откровение, спасительные слова, и снова пошла, утопая в лестничных ступенях. Ноги перестали гореть. Дым начал слабо рассеиваться. Наконец, снова показалась дверь.

Проскользнув в нее, я с силой захлопнула дверь изнутри и закрыла на защелку. Потом сняла бриджи и вышла на балкон, чтобы выбросить их с двадцать второго этажа.

Стоявший стеной густой воздух мрачно принял их в свое непроглядное чрево.

— Ты бо еси Бог наш… — охрипшим голосом бормотала я, падая на кровать и проваливаясь в глухую черную пропасть тяжелого сна…

…

… — Марта!

Дверь тихонько скрипнула.

— Марта, девочка моя!

Я с усилием разлепила глаза, просыпаясь, и не сразу увидела, что у двери в сумрачном ночном свете стоит статная фигура в белом камзоле и высоких сапогах — фигура МОЕГО ОТЦА.

При виде ее я беззвучно вжалась в кровать.

Фигура медленно приближалась к моей постели. Я, вцепившись в шелк простыни, отодвинулась к изголовью.

Отец держал в руке толстую сигару, источавшую сильный ванильный аромат. С сигарой в руках он по-прежнему приближался ко мне. Я отодвинулась насколько это было возможно и, в конце-концов, уперлась спиной в спинку кровати.

Руки мои похолодели. Язык прирос к небу.

Он подошел совсем близко, и я ясно различила черты его прекрасного лица и исходивший от него запах гниения.

— Не бойся, — ласково произнес он, присаживаясь у меня в ногах на сбившееся покрывало.

Внезапно я совсем перестала бояться. Меня охватило небывалое блаженство. Я вдруг испытала к нему такую всеобъемлющую любовь, на которую даже не подозревала, что способна. Ради него я готова была продать душу дьяволу.

— Марта, — сказал он, обдав меня зловонным дыханием. Я потянулась к нему и с наслаждением вдохнула в себя этот запах, — я пришел навестить тебя. Тебе нравится здесь, у меня в гостях?

— Да, — отозвалась я, едва дыша, глядя на него во все глаза, вбирая в себя его образ и благоговея от его близости, — мне так хорошо у тебя, папа!

— Скоро ты будешь хозяйкой моего дома. Ты не представляешь, как я счастлив! Осталось подождать совсем немного. Ты ведь выдержишь? Не уйдешь отсюда? — его голос сладким медом лился в уши.

— Нет, нет!.. — уверила я страстно.

— Вот и хорошо, моя милая, моя единственная девочка. А теперь спи. Я должен тебя беречь. Спокойной ночи!

Он приподнялся, собираясь уйти, но я во внезапно вспыхнувшем дочернем порыве кинулась к нему, чтобы поцеловать его руку. Однако он резко увернулся от моих объятий, и моя ладонь ткнулась прямо в огонек его ванильной сигары. Я вскрикнула, на миг перевела взгляд на обожженное запястье, и тут же снова подняла глаза.

В комнате никого не было.

И я уже ничего не помнила.

Ничего.

ГЛАВА 18

Четверг.

Сегодня юбилей нашей газеты.

Это была первая мысль, пришедшая в голову, едва я открыла глаза.

Потом медленно встала, отчего-то слегка шатаясь; накинула теплый розовый халат, вышла с сигаретой на балкон… На меня взглянуло хмурое сырое утро. Здесь оно всегда такое. В лицо неласково дунул промозглый ветер осени, медленно, но верно превращающейся в зиму.

На улице сегодня еще холоднее.

Ветер еще злее бьет в лицо, а солнце… солнце уже так глубоко запрятано за плотную темную стену неба, что ему, наверно, не выбраться оттуда уже никогда.

На коже ног чувствовалось неприятное слабое жжение. Я вернулась в комнату, сняла ночную рубашку и сразу обратила внимание на то, что кожа на ногах была красной,

как от ожогов.

Отчего это? Может, аллергия?..

Недоумевая, я смазала ноги успокаивающим кремом.

Черт знает что!

Не упоминай черта, пока не узнаешь его лично…

Часы внизу пробили девять.

Это может означать и семь, и одиннадцать… Юбилей в час. Пока позавтракаю, пока посещу салон Иды Крупиньской, пока доеду…

Как говорит Мигунова: «Кой туда, кой сюда…»

В общем, пора, красавица.

Я неуверенно взялась за холодную медную ручку двери. Что-то необъяснимо пугало меня. Сейчас я ее отворю, а за ней окажется обрыв, у которого не видно дна… Но за дверью оказалась высокая прочная каменная лестница с дубовыми резными перилами.

Я внимательно посмотрела на нее, силясь что-то вспомнить… Почему-то было страшно начать спускаться. Какой-то сон тяжело оживал в голове… разрушенные ступени, резкий ветер, запахи клевера и тысячелистника, и я задыхаюсь от этих запахов…

Я опять посмотрела на лестницу.

Она лежала передо мной — величественная, построенная из прочного добротного камня.

Я недоуменно пожала плечами и начала спускаться.

Ступени держали меня уверенно и крепко.

В кухне было сумрачно и спокойно. Из окна пробивался неяркий свет унылого дня. На плите стоял полный чайник, вода даже не успела остыть с вечера. Я быстро сварила гречневую кашу с сосиской, заварила чай, накрыла стол на одну скромную персону и начала без особого аппетита поглощать нехитрую еду.

Время от времени озираясь по сторонам.

Занавески, кажется, немного сдвинуты…

Или нет?..

И мой стул — разве он не стоял ближе к стене?..

А дверца буфета почему приоткрыта?.. Я, по-моему, ее закрывала…