Завещание старого вора

В полдень Кобзарь пришел в знакомый двор, в центре которого стоял частный дом с резными наличниками, окруженный деревянными постройками барачного типа. Перед окнами, как было заведено в округе, был разбит скромный палисадник, в котором росла сирень, крепко ободранная местными ребятишками. Она активно сопротивлялась этому насилию, буйно расцветала каждый год, норовила задушить кирпичную трубу, торчавшую на плоской жестяной крыше.

В соседнем доме на третьем этаже проживала Валентина. Несколько дней назад Петр узнал о том, что она счастливо вышла замуж за командира Красной армии и месяц назад уехала по месту его службы. Сейчас он многое отдал бы за то, чтобы увидеть ее в знакомом окне, пусть даже на мгновение, как несколько лет назад. Но это окно было занавешено темной плотной тканью. Оно как будто и сейчас продолжало нести траур по их утерянным отношениям.

Руки Кобзаря сами потянулись к пачке папирос. Он едва успел прикурить, как его ладонь вдруг слегка дрогнула и сбила слабый огонек спички. Петр глубоко затянулся. Ему хотелось, чтобы дым подавил воспоминания, нахлынувшие на него.

С того времени во дворе ничего не изменилось. Тут было все так же оживленно, по-прежнему много молодежи. На лавочках сидели те же самые старушки, только вот деревья над ними уже изрядно подросли.

Кого здесь не было, так это любимой девушки. К Петру с горечью приходило осознание того непреложного факта, что встретиться с ней ему более не доведется.

Кобзарь отшвырнул недокуренную папиросу и быстрым шагом покинул двор, оставив за спиной воспоминания, совершенно ни к месту нахлынувшие на него.

Около одиннадцати часов вечера Петр Кобзарь вернулся во двор, но уже в компании с Шаманом. От прежнего состояния, которое он испытал днем, остались лишь осколки. Теперь Петр понимал, что его ничего не связывает с былой жизнью. Да и сам двор ночью выглядел совсем по-другому, стал каким-то чуждым. Темнота заполнила пространство, крепко упрятала от Кобзаря все то, что когда-то было ему особенно дорого.

Новоиспеченные подельники подошли к дому. В его окошке ярко горел свет, озарял палисадник, высокий порог и кусок серой земли с поленницей дров. Занавески были распахнуты. Через стекла можно было увидеть всю обстановку комнаты и большой стол, стоявший рядом с окном.

За ним сидел породистый крепкий мужчина с густой шевелюрой, в белой рубахе и с красной бабочкой на шее. Он через лупу рассматривал какие-то вещицы, разложенные на столе. Этот человек выглядел весьма сосредоточенным, всецело углубившимся в свои исследования.

– Ну и франт! – с усмешкой заявил Шаман. – Он так и ходит, что ли, по дому в этой бабочке?

– Ты не забывай, он ювелир. У них собственные взгляды на красоту.

– Ювелиров я, конечно, повидал. Но этот какой-то особенный, больше на артиста смахивает. Он случайно не поет?

– А кто же его знает? Вот зайдем к нему в гости, тогда и спросим.

– Обещаю, он у нас точно запоет. У меня все поют!

– Главное, чтобы он был артист в своем деле, – весело заметил Кобзарь. – Будь иначе, разве стали бы тогда к нему генеральские жены обращаться?

Кобзарь с Шаманом стояли подле палисадника, в глубокой тени клена, разросшегося рядом с домом. С этого места ювелир представал перед ними во всем блеске. Свет лампы, падавший на его лицо, позволял различить буквально каждую пору на упругой холеной коже. Он склонился над столом и долго рассматривал какие-то предметы, лежащие на нем. Затем ювелир поднял один из них, вдруг заблестевший многими искрами, и принялся разглядывать его под светом настольной лампы.

Такое зрелище заворожило Шамана.

Он невольно сглотнул и сказал:

– Посмотрю поближе, что у него там на столе лежит.

– Постой. – Кобзарь попридержал Шамана за руку. – Тебя могут увидеть.

– Не боись, – миролюбиво отозвался Шаман. – Я потихоньку. Думаешь, в первый раз, что ли?

Он аккуратно перелез через плетень, раздвинул густые кусты сирени и подошел вплотную к окну. Следом за ним, стараясь не шуметь, двинулся Кобзарь.

Шаман прильнул к стеклу и принялся рассматривать драгоценности, разложенные на столе. Их было много. Золотые цепочки с камнями лежали отдельной кучкой. Браслеты, украшенные рубинами, сверкали на свету как новогодняя елка. Кулоны в золотых и платиновых оправах составляли им достойную компанию. А перед самим ювелиром лежало золотое колье, украшенное тремя рядами драгоценных камушков.

У Шамана перехватило дыхание. Он потерял счет времени, во все глаза наблюдал за тем, как ювелир перебирал драгоценности, что-то подправлял в них длинной тонкой иглой, рассматривал рисунки под увеличительным стеклом, одобрительно качал головой, что-то тихонько приговаривал.

Работа доставляла ему немалое удовольствие. Скорее всего, это была ее завершающая стадия. Мастеру оставалось только убедиться в качестве украшений, изготовленных им, прежде чем передать их покупателям.