Я подошёл к сёдлам и внимательно осмотрел седло вьючной лошади Шульгина. Оно было почти в порядке, если не считать нескольких торопливо сделанных крупных стежков, которые далеко не свидетельствовали о том, что подпруга была перетёрта.
— Не понимаю, — довольно нервно заметил я, — зачем вы обращаете внимание на такие мелочи? Видно, что подпругу чинили. А что она не перетёрлась — тем лучше.
— Пожалуй, вы правы, — несколько раздражённо ответила девушка. Только его оправдания мне не нравятся.
Я пожал плечами и подумал про себя, что только женщине всё кажется таким подозрительным. Особенно когда дело касается мужчины, к которому она не питает особой симпатии.
Я спросил, проверила ли она также и седло Олега, просто так из предосторожности и предусмотрительности, как бы у него что-нибудь не случилось и молодой человек не ушибся.
Она немного покраснела и пробормотала:
— В сущности вы испытываете мою выдержку. В общем поступаете нечестно и переходите границу…
— Приличия? — спросил я.
— Нет, но того, чего бы вам не следовало говорить, поскольку знаете, что, что…
— Я задел ваши чувства?
Тамара слегка кивнула головой и улыбнулась.
— Смотрите, Тамара. Я вижу, что Олег вам не безразличен. Заметил это и лесничий Шульгин и шутки ради старается вашего геолога осмеивать. Я далёк от этого. Олег Андреевич действительно хороший, серьёзный и, вообще говоря, милый человек. Знаю, что вы ему нравитесь. Зачем же в таком случае вы воздвигаете между собой стену?
— Что вы выдумываете? Я ничего не знаю.
— Это интересно. И лучше будет, если я скажу об этом Олегу. Пусть знает, как обстоит дело.
— Предоставьте это мне и — спасибо за проявленную заботу.
Я махнул рукой и пошёл к озеру, где, по словам Еменки, резвилась форель, называемая здесь ленком, и великолепный таймень. Меня интересовал таймень.
Берег озера оказался слишком крутым. Тогда я направился к устью речки и, найдя там удобное место, забросил блесны. Зажужжала катушка, леска рассекла воздух, блесна булькнула в воду. Я напряжённо ожидал результатов, забрасывал снова и снова и всё впустую. По-видимому, приманка не привлекала рыбу. Я сменил несколько мест, но все попытки оканчивались неудачей. Теперь я бы с радостью поймал даже сига, но он тоже не проявлял желания к более близкому знакомству. Вот так хвалёные воды глубокой тайги! Здесь, говорят, случайные рыбаки, не имея приличной снасти, делали невероятные уловы. А я со своим изящным удилищем, наматывающейся катушкой, с переключателем скоростей, идеальной леской и с целым арсеналом блёсен не имел ни малейшего успеха.
Мало того, даже медведи вылавливали тут целые горы рыбы…
Но едва только я подумал об этом, как что-то дёрнуло удилище, чуть не вырвав его у меня из рук. И вот в таких неожиданных моментах выручает привычка: совершенно машинально я подсёк.
Подсечённая рыба не сорвалась, я быстро разматывал катушку. Попробовал не сматывать больше лесу, но удилище сразу же изогнулось дугой. В том месте, где кончалась леска, забурлила вода и на тройном крючке показался мечущийся обитатель прозрачных вод. Словно стрела пролетел он по воздуху, изогнулся и снова плюхнулся в воду. Подобные сальто он повторял несколько раз. Поднятый им шум в конце концов привлёк зрителя. Это был Олег. Он бежал по берегу и кричал:
— Что тут происходит?
Жестом руки я предупредил его, чтобы он излишне не шумел и не показывался во весь рост. Наконец прыжки стали ниже, и спустя десять минут я подвёл тайменя к берегу. Подтянув на длину багра, я благополучно вытащил его на сушу. Это был превосходный экземпляр. От европейских лососей он отличался цветом чешуи, был стройнее, светлее и отливал серебром.
Олег прикинул глазом: килограммов десять! В действительности же оказалось, что он весил все четырнадцать. Такой улов был встречен в лагере всеобщим признанием, тем более, что перед этим мнения о моих рыболовных способностях несколько расходились.
Ужин превзошёл наши ожидания. Затем до самого захода солнца мы пили незаменимый чай.
Сине-фиолетовый тон небосвода переходил в цвет гиацинта.
Вечером сильная усталость не давала мне сразу заснуть. Олег беспокойно ворочался в своём мешке. Я спросил, почему он не спит.
— Не знаю, что-то меня гнетёт, — вздохнул он.
— Наверно, излишнее беспокойство.
— Что вы знаете, Рудольф Рудольфович, о моих беспокойствах?
— Больше, чем вы думаете! Чтобы вам лучше спалось, я расскажу кое-что, что, собственно, не следовало говорить, ибо Тамара этого не желала.
— Тамара? — воскликнул Олег и высунулся из спального мешка. — Она вам что-нибудь сказала?
— И да, и нет. Только я не знал, что вы, здравомыслящий человек, имеете общие свойства с токующим глухарём: ничего не видите и не слышите. Правда, вы находитесь в несколько лучшем положении, поскольку я могу открыть вам глаза.
Геолог засмеялся, встал и зажёг фонарь. Затем сел, скрестил руки на коленях и заговорил:
— Чтобы видеть, в чём дело, я зажёг свет.