Летяги похожи на белок. Их задние лапы соединены с передними специальными перепонками, которые при прыжке служат как бы парашютом. По-видимому, летяги настолько искусно использовали своё "парашютное снаряжение", что прямо-таки плавали в воздухе. Мохнатыми хвостиками они пользовались вместо руля.
Езда так утомила меня, что я обрадовался, когда мы, наконец, остановились неподалеку от Вертловки. Остальную часть пути я решил пройти пешком.
Шофер поехал дальше, вечером он намеревался с последней партией груза вернуться в Вертловку и там переночевать. Пользуясь этим, я оставил свои вещи в машине, взял ружье и сумку.
До деревни оставалось немногим более трех километров. Дорога делала большую дугу, огибая холм, и я, чтобы сократить путь, пошел напрямик через лес. Наметил направление, и ступил на узкую тропинку, которая должна была привести меня к месту назначения. Слабый дождик, застигший нас в дороге, осел несчётными каплями на деревьях и травинках, и они теперь блестели цветными огоньками. Тропинка постепенно суживалась и вскоре совсем исчезла, словно её поглотили тени, падавшие на землю от могучих елей и пихт.
Аромат живицы и багульника наполнял воздух. Было слышно, как перекликаются птицы. Вдруг, будто по команде, пернатые замолкли и наступила тишина... Она была настолько гнетущей, что я остановился, затаил дыхание и прислушался. Страшна безмолвная тайга, кажется, будто вот-вот обрушится на тебя какая-нибудь неожиданность.
Внезапно крик журавлей, летевших в вышине, нарушил тишь. И едва раздались их унылые голоса, как в тайге снова воскресла жизнь. Запел многоголосый птичий ансамбль, запрыгали белки, застучал дятел, где-то призывала горлица и протяжным стоном отвечала другая. Я пошел дальше. Лес начал редеть, и сквозь деревья виднелось трехцветное пространство. Вверху лазурное небо, на горизонте синеющая стена леса, а перед ним желтая полоса болота...
Обходить его - значит, потерять много времени, и я решил рискнуть пройти через болото, надеясь на приобретенный в Карелии опыт. Срезал длинную крепкую палку, взял ружье за спину и ступил на первую кочку. Почва, словно студень, заколебалась под ногами и осела настолько, что я очутился посередине большой воронки. Переступая с ноги на ногу, я только ухудшил свое положение и начал вязнуть.
Болото булькало, шипело, покрывалось пузырьками воздуха. Не теряя ни минуты, я положил перед собой палку, с огромным усилием взобрался на неё и, подавшись вперед, изо всех сил схватился за жесткую траву на краю болота. Она резала руки, но, подтягиваясь, я постепенно выбрался на твёрдую почву.
Тяжело дыша, весь в грязи, я сел на землю и задумался: что делать. Как ни страшна была эта пучина, самолюбие не позволяло, чтобы меня сочли за новичка, который не сумел пройти по тайге даже трех километров. Хорош, нечего сказать, охотник, кто поверит, что я избороздил вдоль и поперек леса Карелии и Севера...
Первая неудача меня не охладила. "Останавливаться нельзя, - говорил, я себе, - нужно быстро и смело шагать вперед, держа палку наготове. Если провалишься, палку надо положить, и она будет служить опорой".
Полный решимости, я снова ступил на болото. Вначале у меня захватывало дыхание и дрожали ноги, так как кочки подо мной оседали и колебались. Но скоро я освоился и при каждом шаге старался равномерно распределять вес тела. Это было утомительно. Неожиданно одна нога провалилась в небольшом ржавом кружке, который я просмотрел. Не успев опомниться, я потерял равновесие и упал. Опёрся на локоть, но не нашел никакой опоры, вся рука по самое плечо провалилась в жижу. В этот опасный момент меня опять выручила палка.
Ходьба по болоту настолько меня изнурила, что перед глазами поплыли круги - красные, зеленые, синие. Подкашивались ноги. Наконец я добрался до конца проклятой трясины, с огромным трудом оттолкнулся от палки и одной ногой стал на твердую землю. Другая была еще в болотной грязи, и в таком положении я оставался до тех пор, пока не успокоилось биение пульса в висках и не умолк звон в ушах.
На твердой почве меня охватило чувство огромной радости: жив, жив!..
Но только теперь я увидел, куда попал. Передо мной стояли стеной столетние ели и пихты. Их ветви опускались до самой земли, переплетались между собой, и сквозь этот заслон нельзя было пройти человеку.
Ища прохода, я двигался вдоль зеленой изгороди, но вскоре понял тщетность своих поисков. Без долгих раздумий я опустился на четвереньки и убедился, что между самыми нижними ветвями и землей достаточно места - можно проползти. Наклонив голову, я пополз вперед, и спустя минуту меня окружили странные сумерки. Они ничуть не напоминали вечерних, спускающихся после захода солнца. Это была какая-то зеленая мгла, в которой трудно было различить окружающее. Сюда не проникал ни единый луч солнца; все тонуло в мертвой, призрачной тишине; моё собственное дыхание отдавалось в ушах.