— Я бы на твоем месте не шутил. Ведь если камень Фламеля не в одном из этих мавров, где прикажешь искать его? — Хотя в его словах и была доля язвительности, все же они были не лишены убедительности.
Стало ясно, что они пошли по ложному следу и потеряли драгоценное время. Мустафа мог обойти их. Они вновь вспомнили картинку с тремя мужчинами на корабле и подпись к ней, гласившую:
— Давайте сходим посоветуемся с Леви. Если кто-то и поможет, то только он, — предложил Предом.
Гетто было совсем рядом. Каббалист, как всегда, был рад их приходу. Картинка не вызвала в нем никаких ассоциаций, но загадочное пояснение к ней зажгло искорку в его зрачках. Он повернулся к Пьеру, весь лучась лукавством:
— Из всех нас ты вроде лучше всех знаешь человеческие кости? Ты ведь медик?
— То есть, — промямлил Пьер. — Как же… Но ведь это не анатомическая загадка, а алхимическая шарада и…
Поставленный таким образом вопрос ввел Пьера в полное замешательство, а поскольку спорить с раввином было бесполезно, он стал перечислять кости человеческого тела:
— Лучевая кость, большеберцовая кость, малоберцовая, хвостец, позвонки, лопатка, ключица…
— Стоп! — прервал его эрудит. — Ключица! Она самая! Из своего путешествия они привезли ключицу.
— Ничего не понимаю! — вскричал Виргилий, потеряв над собой контроль.
Раввин положил ему руку на плечо, и это несколько умерило его горячность.
— Сейчас все поймете. Но сперва я должен рассказать вам кое-что об этом городе, хотя, как сын Израиля, я не лучший знаток его истории. Покровителем Венеции считался святой Феодор. Статуя святого Феодора с неким монстром, напоминающим крокодила, украшает одну из колонн пьяцетты. Однако и святой Марк городу не чужд. Однажды евангелист побывал на лагуне, ему встретился ангел, обратившийся к нему с такими словами: «Pax tibi, Marce Evangelista meus»[111]
. Под этим ангел подразумевал, что святой обретет здесь вечный покой. А Марк между тем пребывал по другую сторону Средиземного моря: он стал епископом Александрии.Там он претерпел мученичество, скончался и был погребен. Было это при Нероне в 57 году. Однако Венеция не забыла небесного завета и семьсот семьдесят лет спустя два купца — Буоно ди Маламокко и Рустико ди Торчелло — высадились неподалеку от дельты Нила с целью любой ценой завладеть мощами святого Марка и перевезти их в Венецию. Похитить мощи из монастыря, где они покоились, не было самой рискованной частью предприятия. Нужно было как-то обмануть египетскую таможню, и вот что они придумали: поверх своего трофея они разложили куски свинины. Запах и вид мяса отвратили мусульман, служивших на таможне Александрии, и они позволили им отплыть. В Венеции купцам были устроены торжества. Чтобы спрятать святыню, возвели церковь, первый камень которой был заложен в 832 году. — Тут Соломон Леви прервался. Мариетта вздохнула:
— А ведь я так хорошо знаю легенду святого Марка! Отец написал серию полотен на тему его чудес для братства Святого Марка. Я принимала участие в этой работе. Мне было десять лет, я все хорошо помню: на одном полотне Марк спасает сарацина во время кораблекрушения, на другом изображено, как находят его тело, а на третьем — как похищают его мощи.
Суровость была написана на лице Виргилия.
— И картинка Фламеля никак не напомнила тебе об этом важнейшем эпизоде в истории города? Ты вспомнила о братьях Мастрелли и не подумала о святом Марке? Погляди же… — Виргилий взял в руки все пять картинок и потряс ими перед лицом Мариетты. — Два купца в лодке добрались до Александрии. — Он указал на мужские фигуры справа и слева и на то, что напоминало скорлупу на волнах. — А это святой, которого они перевозят. — Он стал водить пальцем по тому предмету, который казался им то доской, то камнем, то листом. — А его поднятые над головой руки — не что иное, как нимб!
Мариетта стала защищаться:
— Как ты все замечательно показываешь! А что же ты сам раньше не подумал ни о чем таком?
Пьер поддержал ее:
— Вот именно! Ведь история святого Марка изображена, если я правильно помню, на мозаике в нижнем правом углу трансепта базилики, а кроме того, на картине в нише алтаря. Ты тоже ее знаешь!
Соломон Леви улыбнулся при виде того, как осадили его племянника, но не дал беседе перерасти в ругань и продолжил рассказ: