Завещание Тициана

Выслушав это объяснение, Виргилий испытал разочарование. Так что же получается? Тициан только потому изобразил это чудовищное убийство, что ему понравилось, как кто-то другой сделал это в Мантуе? Просто хотел в свою очередь представить этот миф? Следовательно, он написал полотно не с целью запечатлеть на нем преступление? Если только обе причины не легли в основу его намерения… Предом перестал следить за разговором Пальмы и Мариетто, углубившись в свои собственные рассуждения, а когда наконец вновь прислушался, не сразу понял, о чем речь.

— …псы символизируют животное начало. Действуя с подобной жестокостью, палачи уподобляются зверям. Как и четверо других, ведь они не протестуют, не вмешиваются, — рассуждал Мариетто. — Ведь ни один человек не способен совершить такое, не правда ли?

— Я не столь убежден в этом, как ты. Вспомни, что сотворили турки с Брагадино, когда взяли Фамагусту.

Виргилий про себя решил порасспросить дядю об этой битве, тем более что у них уже заходила об этом речь.

— Человек способен превращаться в пса, льва, волка… Здесь, в Светлейшей, несколько лет назад случилось одно преступление… Таким же вот точно образом содрали кожу с одной женщины. Да, именно таким образом.

— Простите? — в один голос вскричали Виргилий, Пьер и Мариетто, возбуждение которых достигло предела.

Они стали торопить Пальму с изложением подробностей.

— Жертвой была одна женщина. Это я помню, поскольку знал ее. К слову сказать, редкая красавица… Снять кожу с женщины — это еще более отвратительно. Женская кожа нежнее нашей.

— Помнишь ли ты что-нибудь еще об этой женщине?

— Да нет… Это случилось три или четыре года назад, если не больше… Я запамятовал, что там да как. Имя несчастной тоже выскочило из головы. Остались лишь лица.

Он смолк, три пары глаз жадно уставились на него, в них читалась досада.

— Вот что! — вскричал вдруг Пальма. — Помню, мой учитель Тициан очень хорошо был знаком с покойной.

Глава 5

Когда друзья вышли на улицу, оставив Пальму в мастерской наводить порядок, Венеция уже начала погружаться в темноту.

— Мне домой, попрощаемся здесь, — с сожалением в голосе проговорил юный художник. — Боюсь, как бы не пришлось отложить последнюю часть нашего плана.

— Что ж, — развел руками Виргилий, скрывая, как не хочется ему расставаться, — нас тоже ждет дядя. Небось наготовил на ужин гору всякой всячины. Встретимся завтра утром и прямиком в Авогадорию, хорошо?

— Вряд ли я смогу пойти с вами, — сказал Пьер. — Я должен навестить больную девочку. Думал сделать это сегодня, да куда уж теперь.

Виргилий и Мариетто условились о месте и времени встречи.

— Ну скажем, когда зазвонит Марангона[43], — предложил француз.

— У фасада Пресвятой Девы Прекрасной, — добавил венецианец.

— Со стороны канала или площади?

Странное дело, вопрос смутил Мариетто.

— Вижу, ты уже овладеваешь искусством свиданий в нашем городе. Со стороны канала. Перейдем по мосту на другую сторону и по улицам Банде, Касселерия и Герра выйдем к площади Святого Марка.

На этом они расстались.

Как и предполагал его племянник, Чезаре закончил приготовление к ужину. На сей раз салфетки были сложены в форме тюрбана, что означало намек на изваяния мавров неподалеку от дома Тинторетто.

— Венецианский рыбный суп! — с гордостью провозгласил повар. — Легок в приготовлении и всегда восхитителен.

— Рецепт пригодился бы моей кормилице, — не без грусти проговорил Виргилий.

— Тогда запоминай! — Каждому в тарелку дядя заранее положил по куску хлеба, на который теперь наливал поварешкой суп. — Берешь несколько фунтов евдошки, разрезаешь ее по всей длине надвое, рубишь на мелкие кусочки и складываешь в медный либо глиняный кувшин с восемью унциями растительного масла, пятью унциями белого вина, двумя литрами воды, тремя унциями сахара, четырьмя унциями изюма, каплей уксуса и щепоткой перца. Томишь все это на медленном огне и подаешь горячим, выливая на хлеб.

Чезаре поставил посреди стола супницу, чтобы каждый мог подлить себе еще. Кот Занни по достоинству оценил суп. За супом последовали: тревизанская требуха, мясная лазанья, коровье вымя и салат из цикория. Речь зашла о том, как прошел день. Друзья в один голос стали благодарить Чезаре за знакомство с сыном Робусти, неоценимым помощником. Виргилий никак не выдал ощущения странной неловкости, которое вызывал в нем юный художник. Догадывался ли о чем-нибудь дядя? Он бросил на племянника испытующий взгляд, легкая улыбка тронула его губы, но ни слова на эту тему сказано не было.