Завещание Тициана

Вчера я четыре часа убил на сделку, хотя речь шла о полотне, рассчитанном исключительно на стамбульские вкусы: цвета — мускуса и кофе, оливковый и винный. Мы в этом городе — нежеланные гости. Притом что главная доля в торговле Республики принадлежит туркам, в нашем распоряжении нет даже подворья, как у немцев, где можно было бы хранить товары, торговать, проживать, где были бы мечеть, бани[67].

Он отщипнул кусочек халвы, сочащийся медом. Мариетта последовала его примеру и перешла на сладкое: вонзила свои зубки в рахат-лукум. Виргилий предпочел соленые блюда и хачапури.

— Возможно, неуместно говорить об этом в вашем присутствии, синьорита венецианка и мсье парижанин, но у меня такое чувство, что, если бы не коммерция и ее интересы, — торговец тканями особо выделил слово «коммерция», — все чужеземцы были бы для Светлейшей нежелательны. Взять хотя бы тех же немцев — их собрали в одном месте, в подворье, албанцев терпят лишь на одной улице — Албанцев, евреев согнали в гетто, заставляют носить позорный желтый колпак, пытаются обратить в христианство, для чего выстроили школу для новообращенных. Но горе тем, кто, обратившись здесь в чужую веру, пожелает вернуться к вере отцов. Их ждет инквизиция. Сколькие из них предпочли укрыться в Истамбуле, где с уважением относятся к Яхве! Так поступил и мой друг Жоао эль Рибейра.

Услышав имя одного из подозреваемых в смерти Атики, гости чуть было не выдали себя, и, чтобы унять охватившее их волнение, Мариетта поскорее сунула в рот еще кусочек лукума, а Виргилий уткнулся носом в чашу со стамбульским напитком из проса, напоминающим пиво. Хозяин отхлебнул виноградной водки, прищелкнул языком и продолжал:

— Так вот, ему пришлось спешно покинуть Португалию, где он появился на свет, искать убежище в Италии — сперва в Ферраре, затем в Венеции. Однажды он узнал, что в любую минуту как приверженец иудейской веры может быть выдан инквизиции. Я посоветовал ему переселиться на Босфор, вот уже два года как он там обосновался и безболезненно вернулся в лоно своей веры.

Мусульманин вытащил из-за пазухи трубку и набил ее табаком, который носил в мешочке на ремне. Приятный запах индийского табака, смешанного с алоэ, распространился по гостиной. Трубки были предложены и гостям, с удовольствием принявшимся раскуривать их.

— Аромат табака напоминает мне о моем умершем отце, — проговорил Виргилий и закашлялся.

— Наши женщины тоже охотно курят, — продолжал между тем Кара Мустафа. — Они подмешивают в табак смолу. Курила и Атика. Раз уж вы пришли расспрашивать меня о ней и раз уж я упомянул о Жоао, должен вам кое-что поведать. На людях Атика обходилась с ним весьма любезно, но именно она грозилась выдать его инквизиции. Чтобы заручиться ее молчанием, Жоао дарил ей шелковые платья, колье из трех ниток жемчуга, дорогие пряности и золотые серьги. Отдал ей даже карлика, на которого она положила глаз.

«Фаустино», — пронеслось в головах гостей, удержавшихся от каких-либо признаний. Виргилию показалось странным отбытие Жоао из Венеции как раз после того, как не стало шантажирующей его куртизанки, и он попросил объяснить, почему так случилось.

Однако в этот момент в гостиную вошел невольник с новым подносом и столиком, который он установил на диване у ног хозяина.

— Кофе? — предложил тот гостям.

Они озадаченно переглянулись. При виде выражения на их лицах он гортанно рассмеялся:

— Не ведаете, что такое кофе? Я ведь говорил: наша цивилизация куда изысканней! Кофе — это утонченный напиток, появившийся у нас в правление Солимана Великолепного[68]. У нас его пьют в кофейнях, и это вошло в моду. Напиток настолько необыкновенный, что некоторые улемы[69] утверждают, что потреблять его грешно. Сделайте несколько глотков, убедитесь сами в его достоинствах.

По знаку хозяина невольник разлил по чашкам черную жидкость, и их ноздрей коснулся необыкновенный аромат. Сделав глоток, Виргилий не смог удержаться от гримасы и чуть было не выплюнул жидкость обратно. Пока она стекала по стенкам его горла, он размышлял, чем она особенно пакостна: обжигающим эффектом или горечью? Он с восхищением смотрел на Мариетту, которая не поморщившись отхлебнула из чашки. При виде отвращения на лице француза Кара Мустафа вновь развеселился, отбросил подушку, слез с возвышения и надел желтые туфли.

— Должен вас покинуть. Дела в Риальто. Из-за этой чумы — сохрани нас, Аллах! — не придется, видно, надолго задержаться в Венеции. Боюсь и за себя, и за своих жен. Возможно, я скоро отбуду в Золотой Рог, а потому должен как можно скорее договориться с поставщиками тканей. Было приятно с вами познакомиться. Жду вас снова. Возможно, синьорита не откажется написать портреты моих жен? А вы, мсье, снова отведаете кофе. Поверьте, с каждым разом он будет вам все больше по вкусу!

Перед тем как покинуть гостиную, он приказал невольнику по первому слову гостей проводить их к выходу.

— Желаю вам вволю насладиться видом из моих окон, мягкостью моих ковров, пахлавой и табаком. Но не злоупотребляйте кофе, при слишком больших дозах он действует возбуждающе.