Читаем Завещание Тициана полностью

Завещание Тициана

— Не говоря уже о болонке от королевских щедрот, — вставила Мариетта.

— Но разве он не лишился женщины, которую обожал? — Слезы Фаустино явно тронули Виргилия.

Пьер был более прагматичен:

— Отец небесный! Лишился женщины, которой в любом случае ему не видать как своих ушей. Тогда как свобода могла оказаться не только мечтой. — И после некоторого раздумья добавил: — То же и в отношении африканца. И для него со смертью Атики оборвались цепи рабства. А что, если и его поместить в список подозреваемых?

— Но ведь Тициан оправдал его перед Авогадорией! — запротестовал Виргилий.

— Вот именно: перед Авогадорией. Как и я, ты должен был сделать в уме несложный подсчет, показывающий, что за те шестьдесят минут, которые содержатся в часе, Тициан просто из чисто математических соображений не мог побывать и у своего окна на Бири-Гранде, и в квартале Святого Николая. А это значит: он не мог видеть Эбено далеко от дома в то время, когда совершилось убийство. И у Эбено, по сути, нет настоящего алиби. Зато есть побудительная причина — да еще какая! — прикончить свою хозяйку. Причина та же, что и у карлика, но в отличие от него Эбено не пылал к ней безответной страстью.

— Но разве не стоит доверяться маэстро? На мой взгляд, он дважды вывел Эбено из-под удара. Сперва, несмотря на свои преклонные лета, дал себе труд побывать в герцогском дворце. Затем не изобразил его на полотне.

— Ах нет? А что это за черный пес, которого удерживает ребенок?

Вопрос Пьера лишил Виргилия дара речи. С минуту он пребывал в замешательстве. Затем отложил подрамник и кисть, огромными шагами пересек сад и исчез в мастерской. Друзья могли в окно наблюдать, как он прямиком направился к «Марсию».

— Меня ты тоже не убедил, — бросила Мариетта Пьеру.

Он решительно подобрал кисть и вписал в колонку «персонажей» слова «черный пес», а в колонку «побудительная причина» — слово «свобода». Его упрямство развеселило Мариетту.

— Если большой пес — Эбено, то рыжая болонка — еще один, восьмой персонаж. А ведь нам теперь известно, что на картине изображена та самая болонка, что перешла от Генриха Третьего к Атике, а от нее к Фаустино. Почему бы Тициан стал в одном и том же произведении по-разному трактовать тему собаки?

Звучало убедительно; рука Пьера замерла и опустилась. Он бросил взгляд в сторону мастерской. Виргилий как зачарованный стоял перед полотном.

— Пока он созерцает черного пса, доведем схему до конца, — не без ехидства предложила Мариетта. Пьер ткнул кисть в лист, готовый следовать ее указаниям.

— У Олимпии были причины завидовать Атике. Та была ее соперницей в борьбе за сердце Лионелло.

— К тому же они были конкурентками в том деле, которым занимались.

Еще одна строчка в колонке «побудительная причина» была заполнена.

— Египтянка шантажировала португальца. Из-за нее он рисковал не только состоянием, но и свободой и жизнью. Ведь попасть в лапы инквизиции означало проститься с жизнью. И потому его «побудительная причина», на мой взгляд, самая убедительная из всех: на карту была поставлена его жизнь, — рассудил Пьер.

— Итак, уже четверо!

— А что ты думаешь о Лионелло, ты ведь его видела?

Мариетта задумалась.

— По правде сказать, мне не удалось разговорить его. Он носит свою красоту, как маску. И что там под ней, мне невдомек. Вот говорят, лицо — зеркало души, но у него все наоборот. Его лицо — само совершенство: гладкое, сияющее. Ни морщинки, ни следа на нем не оставили темные стороны его натуры, если они есть… А почему бы им и не быть? Ох несладко пришлось бы мне, доведись писать его ангельский лик, на котором не за что ухватиться. Однако я недалека от мысли, что в конце концов выявила бы его подлинную суть.

— У ангелов нет пола, он содомит. Не тут ли кроется причина того, что могло бы подтолкнуть его к убийству? Он протежировал и Атике, и Бонфили. Отчаявшись делить его с другим, к тому же мужчиной, Атика могла угрожать ему выдачей властям как извращенца. И быть бы ему на Пьяцетте под колокольный звон…

— …повешену. Твоя правда. Следовательно, и для него речь могла идти о жизни и смерти. Это делает его одним из главных подозреваемых, ex aequo[71] с Жоао. Кроме того, разве мы не установили, что Тициан представил Лионелло Аполлоном, а Рибейру сатиром в колпаке? А ведь именно в их руках находятся ножи — непосредственные орудия убийства!

Очевидность сказанного заставила обоих помолчать. И вот тут-то до них и донесся истошный крик Виргилия:

— Мариетта! Пьер! Сюда! Пальма опять откопал нечто такое!

Вечер у Атики

Олимпия

Кара Мустафа Зорзи Бонифили

Лионелло Зен

Жоао эль Рибейро

Тициан

Атика

Фаустино

Эбено

Картина Тициана