Завещание Тициана

— Сейчас придет раввин. За ним послали в Скуола-Итальяна, отстроенную недавно синагогу. — Дядя указал на последний этаж здания: пять больших проемов, купол, эмблема, на которой было начертано «Санта Коммунита Итальяна 1575». Помимо этой синагоги, имелись еще Скуола-Гранде-Тодеска 1528 года постройки и Скуола-Кантон, возведенная тремя годами позже. Обе принадлежали к ашкеназской традиции. Больше Чезаре ничего не успел рассказать, поскольку в этот момент к ним медленной, но уверенной походкой приблизился согбенный старец с седой бородой, огромным лбом, прорезанным глубокими морщинами, и взглядом ласковым и проницательным одновременно. Дядя почтительно представил ему своего племянника и его друга и дал им слово.

— Мы желали бы воспользоваться вашими знаниями, — церемонно начал Виргилий, — и расспросить вас о вашем единоверце, а также узнать ваше мнение по поводу одного весьма странного рисунка.

— Я к вашим услугам. Друзья Чезаре — мои друзья, а племянник Чезаре — мой племянник, — отвечал он, похлопывая Виргилия по плечу своей старческой, в пигментных пятнах рукой. — Но не уверен, что мои скромные познания позволят мне быть полезным вам.

Виргилий произнес имя Жоао эль Рибейры. Старец задумался, складки на его лбу обозначились еще резче.

— Не думаю, что знаком с ним. Но слышать слышал. И не далее как вчера…

Друзья обратились в слух. Но раввин никак не пояснил смысла сказанного, а стал излагать, что ему известно об интересующем их лице.

— Он покинул Венецию года два назад. Это выкрест, родом из Лиссабона. Из страха перед инквизицией он не осмелился открыто исповедовать веру отцов. Не поселился в гетто, не посещал синагогу. Однако мне говорили, что он не ест свинину, кролика и морепродукты, не прикасается к огню в субботу, зажигает свечи на Хануку. За это тоже можно поплатиться.

При мысли о преследованиях взгляд его потемнел. Он умолк. Никто не осмеливался нарушить его невеселое раздумье.

— Сожалею, что мне нечего больше добавить о Жоао эль Рибейре. Да, вот еще: это не настоящее его имя, а имя, взятое при крещении. А как звались его предки, я что-то не припомню. А ведь я знал… Знать — это полдела, нужно уметь вспомнить. — Он воздел к небу высохшую руку и уронил ее в знак бессилия. — Я ведь знал. И вчера снова его слышал!

Пьер с Виргилием не сводили с него глаз.

— Один левантиец из наших навестил меня по возвращении из Блистательной Порты. И поведал о тех, кого мы там знаем. Упомянул он и о том, кем вы интересуетесь. Однако по его поводу он сказал нечто такое, чего я не в силах уразуметь.

Друзья переглянулись. Рибейра был одним из шести подозреваемых. Любая информация о нем могла помочь им приблизиться к истине. Раввин рассеянно гладил бороду, роясь в памяти, как вдруг рука его замерла.

— Так вот. Они встретились на берегах Золотого Рога. Тот поведал Рибейре о чуме, которая косит нас всех, и даже самых великих, таких, как Тициан. Тогда еще он был жив, мир праху его! При новости о море и его последствиях Рибейра заявил, что для него пробил час возвращения в Венецию. Вот этого-то я никак и не могу уразуметь. Насколько мне известно, у него здесь ни семьи, ни близких…

Снова наступило молчание. Виргилий не осмеливался сразу же завести разговор о загадочном рисунке и нерешительно вертел его в руках, пока тот не выпал из его рук прямо к ногам старца. Тот поднял его и поднес к глазам.

— Яхве, — прошептали его губы. И, указав на четыре буквы, он пояснил: — Священный тетраграмматон. Обозначает Господа, имя которого ни произносить, ни писать не дозволено.

— А все остальное? — с трудом выдавил из себя Предом. — Что это за рисунок? Что он означает? Что это за персонажи? И эти животные?

Эрудит не сводил глаз с загадочного рисунка. Затем медленно покачал головой:

— Время говорить об этом не пришло. В центре — звезда Давида. Эта птица в сиянии славы справа, без всяких сомнений, святой дух. Она напоминает мне одно из каббалистических имен: «Крылья голубки». Сперва я должен порыться в своих книгах, перечесть «Зогар»[72] и детально изучить рисунок. Тебе придется доверить его мне и вернуться позже, племянник.

Предом кивнул в знак согласия.

— Одно я могу утверждать уже сейчас: это из области алхимии.

— Алхимии? — в один голос воскликнули Пьер и Виргилий.

— Да, — подтвердил Соломон Леви.

И, не сводя глаз с рисунка, стал удаляться в сторону Скуо-ла-Итальяна.

ПИСЬМО ВЕРОНИКИ ФРАНКО К ГИНТОРЕТТО

Дорогой и обожаемый Якопо,

спешу ответить на твое послание, в котором ты спрашиваешь меня о моей умершей два года назад при самых мрачных обстоятельствах подруге.