Кажется, мне впервые удалось задеть ее. Не знаю почему, но я сказал себе, что это хороший знак.
– Где вы изучали науку о виноделии? – спросил я с невинным видом.
– Я понятия не имею об этой науке! Просто у моего отца был прекрасный погреб, и я помогала ему вести список вин. В пятнадцать-шестнадцать лет я уже прекрасно в них разбиралась.
– Вам повезло…
– Да. Это еще и выгодно, потому что можно найти очень хорошую бутылку по разумной цене, тогда как профан вынужден переплачивать, ведь он берет самые проверенные и, следовательно, самые дорогие сорта…
– Такие, как пойяк, например? – с иронией спросил я.
– Вы правы. Но в ресторане другое дело…
– Вот именно, и к тому же платить по счету буду я!
Тут мы оба рассмеялись. В сущности, ничего особо забавного во всем этом не было, но наша нервная система подверглась столь тяжким испытаниям, что назвать ее состояние нормальным было никак нельзя.
– Ладно, когда вам надоест язвить, – сказала Софи, закурив сигарету, – вы мне наконец расскажете, что вам удалось разузнать о нашей истории…
– Ну, поскольку я не смог раздобыть номер телефона дочери Борелла, пришлось двинуться по другому следу. Я позвонил священнику из Горда.
– Отличная мысль. И что же?
– А то, что он как раз укладывал чемоданы. Его переводят в Рим. Как он сам сказал, чтобы убрать с дороги.
– Ну и ну! Вы считаете, это как-то связано с нами?
– А разве тут не замешана «Акта Фидеи»? Мне это кажется очевидным.
– Возможно.
– Во всяком случае, он был не в восторге. Но есть и хорошая новость. Он согласился приехать в Париж и встретиться со мной, чтобы мы обменялись информацией. Я сообщу ему все, что нам известно об «Акта Фидеи», он же, полагаю, сможет мне кое-что рассказать об отце. Я дал ему свой номер телефона.
– Вы с ума сошли! – воскликнула она.
– Нет. Не знаю почему, но он мне внушает доверие, несмотря ни на что.
– Надеюсь, что он вас не сдаст! Не говоря уж о том, что его номер, скорее всего, прослушивается…
– Это верно, – признал я, – возможно, это было не слишком умно с моей стороны… Но я не знаю, как иначе мне удалось бы с ним встретиться. Я же не назвал ему адрес отеля!
Софи недоверчиво поморщилась.
– А вы, – продолжал я, – вы сильно продвинулись?
– Очень неплохо! – ответила она с еле уловимым самодовольством.
– Слушаю вас…
Софи глубоко вздохнула и положила обе руки на стол.
– С чего начать? Все как-то спуталось. У меня сразу несколько зацепок…
– Постараюсь не упустить, – обещал я.
За столик позади нас уселась парочка, и Софи немного понизила голос.
– В целом вот что. Принимая за основу идею Дюрера и вашего отца, мы исходим из того, что существует некое зашифрованное послание Иисуса. Шифр предполагает наличие ключа. Стало быть, имеются два элемента головоломки: с одной стороны, послание, с другой – ключ, позволяющий расшифровать его. И, если я правильно поняла, ключом является Йорденский камень.
– То есть?
– Думаю, что Йорденский камень представляет собой на самом деле нечто вроде артефакта, позволяющего расшифровать послание Иисуса. К такому выводу пришел и ваш отец.
– Допустим. Камень – это ключ. А где же зашифрованное послание?
– Вот этого я не знаю, и, думаю, ваш отец тоже не знал. Мне кажется, что у нас в руках только половина головоломки. Та, что имеет отношение к Йорденскому камню. В общем, я решила заняться сначала именно этим.
– Согласен. И что же?
– Я нашла много такого, на что даже не надеялась. Вы помните, что во многих апокрифических текстах говорилось, будто Иисус отдал камень либо Иоанну, либо Иакову, либо Петру?
– Или же всем троим, – вставил я.
– Да. Но ваш отец полагал, что камень, скорее всего, унаследовал Петр. Игра слов с именем апостола напрашивается сама собой, и сами переводчики много способствовали этому.
– «Ты Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою» [34]
, – процитировал я. – Но Иисус не говорил о Йорденском камне.– Нет, разумеется. Хотя совпадение выглядит весьма соблазнительным.
– Что же заставило вас склониться в пользу Петра?
– Дюрер рассказывает, что сначала реликвию будто бы спрятали в Сирии. Другими документами это вроде бы подтверждается. В первые годы, последовавшие за смертью Христа, главным очагом распространения нарождающегося христианства стала Сирия. Она была первым христианским центром – конечно, после Иерусалима. В конце тридцатых годов изгнанные из Иерусалима эллинисты почти все перебрались в Антиохию. И самый первый кризис в истории христианства связан с разногласиями между христианами-эллинистами Сирии и христианами-иудаистами Иерусалима.
– Что за кризис?
– Как всегда, глупости. Всякие традиции, обряды. Эллинисты предлагали отказаться от обрезания, что, естественно, не нравилось христианам в Иудее… И вот догадайтесь, кто в сорок девятом году отправляется в Сирию с целью разрешить все эти споры?
– Петр?