Но, похоже, Порядок не может существовать без постоянного вмешательства Хаоса. Моя стихия, как известно, – огонь, а огонь никогда не выходит из моды. В домашнем очаге и в костре, разожженном путниками, в сверкнувшей молнии небесной или во всепоглощающем лесном пожаре, в мифах и снах огонь – а значит, и я – всегда был важен и почитаем, перед ним благоговели, ему поклонялись. Кроме того, и в мире Порядка – при всех его законах и правилах – люди всегда любили мечтать и видеть сны. И вот среди множества человеческих снов после стольких лет поисков мне удалось обнаружить краешек иной, тщательно спрятанной территории, где по-прежнему царил вечный Асгард.
Понимаете, расширялись не только сами новые миры; все большее пространство неуклонно занимали также сны и мечты людей. Телевидение, компьютерные игры, электронные книги, шприцы с различными веществами, способными подарить веселье или забвение, – все это я лишь мельком сумел разглядеть сквозь окружавшую меня тьму, но как-то догадался, что эти вещи, соединившись, создали еще один новый мир, в котором сны можно не просто с кем-то разделить, но и
Вот тут-то передо мной и забрезжила реальная возможность спасения.
Глава третья
Змей Йормунганд[17], как и его сводный брат, конь Одина[18], обладал способностью свободно перемещаться между мирами. В своем предшествующем обличье он вполне счастливо существовал в Океане и, прикусив собственный хвост, опоясывал собой все миры от царства Сна до Пандемониума. Я полагал, что если бы мне удалось убедить его прорваться из Нифльхейма в царство Сна, то я, наверное, сумел бы, воспользовавшись его невероятной силой, заставить его ринуться оттуда сперва в тот мир, где по-прежнему существует светлый Асгард, а затем и в мир материальный и там, возможно, даже обрести физическое обличье…
Ясное дело, затея была рискованная. Но, с другой стороны, мне всегда везло. И потом, что мне было терять? Темницу в Нифльхейме? Или эти оковы?
Однако я тут же столкнулся с серьезной проблемой, пытаясь убедить змея в целесообразности моего плана. Йормунганд никогда ясным умом не отличался, а меня, в общем-то, недолюбливал. Однако сейчас он и сам оказался в плену, и я рассчитывал, что хотя бы наша общая беда поможет ему правильно воспринять предложенный мною план бегства из Нифльхейма. Я начал с Пророчества и содержавшегося в нем обещания дивного нового мира. Но Йормунганд ненавидел поэзию почти столь же сильно, как и я сам, так что единственным его ответом был увесистый плевок ядом прямо мне в лицо.
Тогда я зашел с другой стороны и далее излагал свой план куда более примитивно.
– Я знаю один способ… – с несколько преувеличенной осторожностью начал я, – точнее, неплохо представляю себе, как можно отсюда выбраться. И ты вполне мог бы убедить меня поделиться этими знаниями с тобой – но, разумеется, сперва пообещай оказывать мне всю необходимую помощь.
Йормунганд рыгнул, окутав меня облаком гнусной вони, но это явно свидетельствовало о том, что мое предложение его заинтересовало.
– Я мог бы и тебя вывести отсюда, – продолжил я, – но для начала тебе придется меня освободить.
Что ж, я, конечно, бросал
– Тебе нужно всего лишь, – я сказал это куда более уверенно, чем сам себя чувствовал, –
Ясное дело, для него подобные понятия были в новинку, а я, к сожалению, понял это с некоторым опозданием. Йормунганд снова зашипел, оскалив чудовищные клыки, и отправил мне в лицо двойной заряд яда.
– Черт побери, Йорги,
В ответ Йормунганд как-то странно булькнул горлом, и мне показалось, что этот звук подозрительно напоминает мурлыканье.
– Нравится тебе, да? – спросил я. – Тебе приятно меня мучить?
Змей как бы пожал плечами, отчего все его тело пошло волнами; казалось, он хочет сказать: «Ну пристрелите меня, но такова уж моя натура!»