Завет вечности. В поисках библейских манускриптов

В сущности, все свитки, которые были обнаружены в первой половине XIX в., представляли собой нелитературные документы, относящиеся к повседневным делам. Среди них выделялись бумаги II в. до н. э. из Серапеума, близ Мемфиса, выкопанные феллахами в 1820 г., в которых содержались записи, касающиеся двух сестер-жриц. Эти записи послужили источником для нескольких романов, один из которых был написан французом Брассёром де Бурбур.

В целом археологи, теперь появившиеся на сцене, стремились к более значительным объектам: пирамидам, скульптурам, могилам и дорогим objets d'art. Поэтому до нас не дошло почти никаких сведений о месте и обстоятельствах обнаружения манускриптов. Более того, стало обычным делом разделять манускрипт на части для увеличения дохода, и части одного и того же свитка

25

рассеивались, подобно умерщвленному Осирису, по всему свету в ущерб научным исследованиям. Затем к середине прошлого века стали появляться все новые и новые папирусы, по крайней мере время от времени. Новые надежды возникли после появления утерянных речей Гиперида, современника Демосфена; фрагмента из спартанского барда Алкмана, приобретенного в 1855 г. Огюстом Мариэттом для Лувра, и, наконец, папируса, получившего впоследствии название «папируса пророчеств» и попавшего в конце концов в Берлин. В нем содержался каталог работ Аристотеля, среди которых упоминалась утеряннаяя "Афинская политая». Впрочем, последняя была открыта, пятнадцатью годами позже.

Выдающиеся папирологи, такие, как А.С. Хант и Фредерик Кеньон, датируют новую эру 1877 г. Именно тогда, как писал Хант в 1912 г., «были осознаны громадные возможности Египта в этом направлении... и поток, которому тогда было положено начало, с тех пор не прерывался». Эта хронологическая линия раздела соответствует открытию в 1877 г. Файюма как источника папирусов. Количество папирусов, затопивших каирский рынок древностей, было просто ошеломляющим. Представители европейских научных организаций страстно боролись за право купить их, но большая часть через одного австрийского торговца попала в частную коллекцию эрцгерцога Райнера Габсбургского, который в 1884 г. поместил их в свой музей в Вене. Впоследствии эрцгерцог неоднократно пополнял свою коллекцию, и в 1899 г., когда она была передана Императорской Венской библиотеке, в ней насчитывалось около ста тысяч папирусов разной длины — от небольших клочков до солидных свитков. Большинство из них, однако, находились в плачевном состоянии. Почти все папирусы, включая и те, которые были приобретены другими научными учреждениями, представляли

26

собой документы, то есть нелитературные тексты: счета, расписки, контракты, разного рода официальные распоряжения, завещания, договоры об аренде, школьные сборники упражнений, гороскопы, письма, записки и т. д. Целые возы рукописей по содержанию касались исключительно домашних мелочей. Большая часть папирусов относилась к позднему, византийскому периоду, значительное количество было написано уже после победы ислама. Почти треть венских папирусов — вероятно, самая ценная часть коллекции — была написана на арабском языке. Довольно много папирусов было на коптском[7]. Хотя диапазон проблем, охватываемых папирусами, был впечатляющим, ученые того времени уделяли мало внимания социальной и экономической истории древнего мира. Папирусы ценились прежде всего по их литературному содержанию, которое в данном случае расценивалось как весьма посредственное. Кроме того, большое количество и плохое состояние документов превращали сортировку и изучение их в трудоемкое и длительное занятие.

Происхождение папирусов явилось предметом споров среди экспертов. Было известно, что Файюм, в котором, вероятно, была сделана находка 1778 г., дал миру и эти папирусы, но точное местонахождение и обстоятельства, способствовавшие их сохранности, не были известны. Хранитель коллекции Райнера был убежден, что все они были извлечены из недавно открытого древнего архива столицы округа Мединет-эль-Файюм — древней Арсинои, или Крокодилополиса. Однако он был введен в заблуждение относительным единообразием первого венского

27