Виктор напрягся и сильнее прижал любимую к себе, готовый в любой момент защищать ее. Глупый, я никогда не буду вредить самке, только если от нее исходит непосредственная угроза. И то. А тут всего лишь информация. Мы все хотим услышать ответ. Он жизненно необходим.
— Все нормально, Вить, — утерев слезы, Полинка обернулась. — Баяна сказала, что Луна все сделает сама. Нам нельзя вмешиваться было, потому что мы не допустили бы подобного. Но они обещали, что это нужно для разрешения сложившейся ситуации, и что я не вспомню об этих словах, однако я вспомнила. Сейчас вспомнила. Это нечестно!
Смерть для спасения? Кого она может спасти? От чего? Ничего не понимаю. Но как только по ту сторону послышался глухой удар, звук треснувшей кости, все стало ясно. Потому что следом раздалось долгожданное: пик, пик, пик.
— Продолжаем. Держи ее, упустишь, шкуру спущу.
Следом раздается суровый голос врача, который занимается Алькой. Запустил сердце? Да, прибор не обмануть. Жива. Серый, скажи мне, что она жива, иначе я вышибу стеклянную дверь, чтобы убедиться. Моя девочка цела. Да, с ней все хорошо, в груди все стихает, снова становится легче дышать. Но смерть для чего? К чему столько зла и боли?
И только когда из операционной вышел врач с кулечком в руках, мы все поняли, по протяжному вздоху Бориса. Волк не отпускал ребенка взглядом, пока его не унесли за угол. Видно было, что хочет пойти следом, но стоит. Видимо, не верит.
— Истинная? — с губ срывается вопрос, который не решаются задать остальные.
— Кажется, да. Но как? — и переводит взгляд на Полину.
— Душа, она не может покинуть живого. Только после смерти. Погиб ребенок, погибла Алька. Комок внутри нашей девочки вырвался и пришел к ребенку, чтобы разорвать порочный круг. Теперь не будет метаний. Борис жив, преступник тоже, но ребенок переродился, разрушая привычную цепь событий. Пока не гибли все трое, души не перерождались, а здесь иначе. Поэтому душа жила в волчице, чтобы уберечь хрупкую, человеческую жизнь. Берегите ее, Борис. Счастье часто дается с большим трудом и испытаниями. Вы еще отделались малой кровью и короткими мучениями.
Печально усмехается Паулина, вспомнив какую внутреннюю борьбу им пришлось пережить с Сорозовым. Да. Знатно он и Белозаров потрепали нервы со своими отказами от пар. До сих пор руки чешутся за девчат прописать им пару увесистых пинков. Только кто же позволит? Волчицы потом мне напинают.
— Борис, — Мартин обратился к Волканову, и тот перевел немного растерянный взгляд на Верховного. — Если позволишь, я заберу малышку с собой. В стае недавно погибла новорожденная волчица. Без видимых причин, на удивление, запахи этих младенцев одинаковы. Надеюсь, семья сможет принять человеческое дитя и воспитать в стае, как подобает. Ты сможешь жить рядом, оберегать, видеть ребенка. А если они откажут, я выращу малышку. Моя пара не откажется повозиться с маленькой. Да и мне в радость. Внуками никто не радует. Что скажешь?
Дальнейший разговор уже не слушаю. Подхожу к дверям, и, сев на пол, устало откидываюсь на стену, слушая размеренные тук-тук, тук-тук, тук-тук. Дверь слегка приоткрыта, и теперь мне не только слышно приборы, но и само сердечко, которое слабо, но бьется. Девочка моя, теперь все будет хорошо. Я обещаю, мы будем самыми счастливыми и забудем об этом. Только дай успокоиться.
— Макс, ты бы съездил домой, отдохнул, успокоился. Она будет спать еще часов семь, — Аня положила руку на плечо, стараясь нежно разбудить.
Только я не спал. Не хочу пропустить момент, когда малышка придет в себя. Прошло уже четыре часа после того, как ее вывезли из операционной и определили в реанимацию. Стоило больших усилий выбить доступ присутствовать рядом, ведь это строго-настрого запрещено. Но мне плевать, главное оказаться рядом с ней. Хочу, чтобы первым, кого она увидела, оказался именно я. Мы пара, а значит всегда вместе, в горе и в радости, в болезни и здравии.
— Не поеду. Вдруг проснется, — отвечаю сестренке, которая тоже дежурит у палаты.
— Я побуду с ней, езжай. Потом сменишь меня. Все будет хорошо. Она уже выжила. Неужели не чувствуешь, как ей с каждым часом становится легче? Тем более, после того, как привезли наши лекарства? Я позвоню, если придет в себя раньше срока. Езжай. На тебя больно смотреть.
— Нет, Анют, я остаюсь.
Тяжело вздохнув, сестренка сдалась. Единственное на что меня уговорили, подкатить соседнюю кушетку и лечь на нее. Вот с этим предложением я спорить не стал, ведь сидеть у кровати — то еще испытание, на которое я был готов, но зачем отказываться от удобств? Едва голова коснулась подушки, уснул под мерное посапывание пары. Так мало оказывается нужно для счастья. Жизнь любимого человека, его улыбка и смех. Остальное — совершенно неважно.
Как только выберемся из белых стен, заберу домой. И пусть там еще не все готово, ведь нормальная стройка началась два года назад. До этого жил в маленьком домике, чтобы не так давила пустота большого дома. Много одинокому волку надо? Нет. Общая комната и спальня.