Вполне возможно, что Матфей (будем считать, что Матфей – автор) писал Евангелие по памяти, что в то время считалось обычным делом. Тексты священных книг тогда просто заучивали наизусть. Было много людей, которые наизусть могли рассказать всё это толстенное Священное Писание. Но разницы, собственно, нет.
Кроме воспроизведённого по памяти (один к одному) Евангелия от Марка Матфей обволакивает своеобразный куцый текст Марка обширными добавлениями, особенно речей Иисуса, расширяет текст добавлениями придуманных уже позже легенд либо легенд, которые не использовал Марк, но которые ходили в народе в виде тоже устных преданий, а что-то добавил и от себя лично. Большую помощь в этом оказало Матфею «Евангелие евреев». Вставки из «Евангелия евреев» полностью помещены в разрыв текста Марка. Это очень заметно, например, в той части Евангелия от Матфея, которая определяется как «Нагорная проповедь». Кстати, «Евангелие евреев» настолько оказалось близким к Евангелию от Матфея, что его написание часто приписывали Матфею.
(Мне снова придётся сказать, что «Евангелия евреев» я подробно не читал, а говорю всё это со слов других, кто исследовал подробно эти литературные памятники, и которым, исследователям, я полностью доверяю.)
Или, например, в одной из глав Матфей сразу приводит подряд семь притч, сказанных Иисусом, не сходя с того самого места. По логике – ни к чему такой натиск на слабые умы слушателей, пусть даже и учеников. Вообще говоря, Матфей пользовался при подготовке Евангелия уже имевшимся в обиходе сборником притчей, не относящихся к Иисусу, но приписываемых Ему, которые он, Матфей, по своему усмотрению и своей внутренней логике и убеждениям, внедрил в текст Марка. Он прямо брал текст Марка и вставлял в него, где он считал нужным, свои добавления.
Да и с чудесами обошлось не очень гладко. Марк Марком, но и Матфей знал о чудесах, вообще говоря, тех же (обязательно должен был знать, поскольку сам присутствовал в том месте, где они совершались). Поэтому и появились в тексте повторы одних и тех же чудес: исцеление двух слепых; исцеление двух немых и бесноватых; кормление народа (5000 и 4000 человек – всё и отличие) и др.
Вполне возможно, что в данном случае возникло магическое число два, двойственность, бывшая тогда в ходу. А ведь эти вставки значительно прибавили число легенд, о которых Марк не упоминает вообще. Разве не важно для тёмного народа необычное рождение Иисуса с посещением Младенца волхвами, следовавшими за Вифлеемской звездой? А укрывательство Младенца-Иисуса в Египте от действий царя Ирода, приказом которого уничтожено большое число мальчиков (14000) в возрасте до двух лет (избиение младенцев – 2:16–18)? И как же это Марк пропустил такое чудо, как хождение по воде Петра, своего друга и соратника? Уж об этом-то Пётр точно рассказал бы Марку, примерно, хотя бы, так:
«
А наделение Иисусом Петра особыми полномочиями в Царствии Небесном? Тоже похвастался бы об этом обладатель таких полномочий. Ну, разве что из скромности промолчал бы.
Но здесь следует сказать, что вряд ли Пётр допустил бы таких о нём вставок, если бы он в глаза видел это Евангелие его друга Марка. Написано оно, скорее всего, после смерти Петра.
Да и ещё много чего важного, чего нет у Марка: про последствия Иудиного предательства, про семейные разборки Пилата с женой. А уж такое явление, как землетрясение во время смерти Иисуса на кресте и одновременное воскрешение некоторых святых (27:50–53):