Имеет еще нос, подобный колбасам,
Которы три года в дыму будто коптились;
А дети у него прекрасные родились;
Что видя, госпожа, имевша мимо путь,
Сказала, чтоб над ним немного подсмехнуть:
— Куда как дурен нос, хозяин, ты имеешь,
А деток не в себя работати умеешь.
Надулся тут Софрон, боярыне сказал:
— Не носом я детей, а хуем добывал.
Худая память, врут, всё будто у седых.
А я скажу: она у девок молодых.
Спросили у одной — при мне то дело было:
— Кто еб тебя вчера? — Она на то: — Забыла.
Напрасно, муж, грустишь, что я с попом ебусь;
Безгрешна от того я, друг мой, становлюсь,
И ежели когда попу я подьебаю,
Тогда я и детей, и мужа вспоминаю.
Всегда с ним благодать мой осеняет лоб,
Или не знаешь ты: чиста пизда, поп ёб.
Дозволь, Клариса, мне списать с тебя портрет,
Который различать с тобой не будет свет,
Столь чрезвычайно он с тобою будет сходен.
Верь мне, что будет он тебе весьма угоден:
Я напишу его без кисти и чернил,
Так чтобы он во всем с тобою сходен был.
Но отгадай, чем мы портреты те рисуем?
Ответ Кларисы: — Хуем!
Ни глаз, ни рук, ни ног я сроду не имею,
А сделать образ чей я точно разумею.
Любим девицам я, но ими и презрен,
Всяк волю мне дает, но я и заключен.
Противу естества голодный бодр бываю,
А сытым будучи слабею, унываю.
На троне, на суде и в пропастях живу.
Рождаю я кого, того терзаю, рву.
Позорен именем, необходим делами,
Я грешен, но сижу в беседе и с попами.
Я твари всей отец, но я того и сын,
Притчиной бытия я коего один.
Хожу я в кладези, но их я напояю,
Я смертен, но, как свет стоит, не умираю.
Жечь суют меня в горн, но как меня ни суй,
Я точно все таков, каков и есмь: я
Ни пифин я, ни рак, ни зверь, ни черепаха,
Жилище мое — тьма, покров на мне — рубаха,
Не можно образ мой существенно списать,
Ниже подробно всех чудес моих понять;
Владычица сердец, я матерь всей природы,
Идут в мои врата все твари и народы.
Собою я сама хоть, правда, подла тварь,
Но перво всех меня целует всякий царь.
Гнушаются все мной, но я небесполезна,
Нельзя меня хоть есть, но вкусом я любезна,
И, тешучи других, я тешу и себя,
Рождаю целости я, целость погубя.
У женщин я живу, мущинами питаюсь,
Рождаю в свет я тех, я кем сама рождаюсь.
Не блещущая я планета иль звезда,
Но прежде всех меня зрит тварь. Но есть
Я рос и вырос
И на свет вылез,
Но только я не весь внаружу оголился,
Немного лишь с конца из ножи залупился.
Когда ж совсем готов, тоща от молодиц,
А паче от девиц
Любим живу от всех.
Я есмь
Мы в свете рождены, чтоб суетно трудиться,
Сует в нас суета прямая людям зрится;
Мы служим одному без мыслей плешаку,
Мущине лысому, мущине-дураку,
Который лишь живет, в корчмах чтоб прохлаждаться,
Мы, бедные, за ним должны туда ж таскаться,
С наружности стучать и ждать его в дверях,
Доколь он выдет вон, замаран весь в соплях,
И красен, как сукно, и мерзостью рыгает,
Нередко он и нас блевотиной марает.
В презренном завсегда бесприбыльном труде,
Не знаем, нужны ли на свете мы,
Коль есть я в существе, так есть между ворот,
Валит из коих весь и всех чинов народ,
Но входит только внутрь взлизастой в них мущина,
Которой озорник такой и дурачина,
Что трет меня собой в воротах, не глядит
И двум еще слугам толкать меня велит,
Но я не ябедник, во мне та добродетель;
Спроси, пожалуй, всех, бывал ли истец
Лежит на мне Ерила,
Я тело оголила
И ноги подняла,
Ярить себя дала.
Тепленька,
Тут мокренька,
Как зачал он юлить,
Как зачал он ярить,
И, выярив сытенька,
Нигде не гомозит,
Нигде не рагозит;
Но погодя свербится,
Еще хочу яриться;
Но ждать до той субботы, хоть хочется и Ване;
Я
Рукой сперва возьму и влагой помочу,
Потом, поднявши вверх, немного подрочу,
С розмаху ж сунув вдруг, я суну в жерело
До тех пор, как готово уж будет помело.
Дырою девушку на день ее рожденья
Отец и матушка снабдили в награжденье.
Девочка, сидючи на горке, на горе,
Дареной той своей дивуется дыре.
Дивуется, любуется
И телом в нее суется.
— Дыра ты, — говорит, — дражайшая дыра,
На тело мне тебя давно бы вздеть пора,
Но пусть я поблюду; как буду под венцом,
Понравлюсь жениху прекраснее с
Ни в сказках рассказать,
Ни в книгах описать,
Какая его сласть,
Коль шорстка с шорсткой сходится,
Того же к ночи хочется
Чрез опыт только знать,
Что нам есть сладко
На дело коль меня когда изготовляют,
То жилу тут мою во влагу полагают,
Хотя без рук, без ног,
Стою, подобно рог,
Я твердость, что огнем бываю горяча,
Горячность пища мне из тела, я —
Единая для всех, красавица, утеха,
Без коей никогда не можешь пребывать,
И верно я о том скажу тебе без смеха:
Смотри ты первых строк что литеры гласят.
Ходила девушка во храм оракул вопрошать,
Узнать, чем можно ей себя от бледности спасать.
Ей слышится ответ: — К леченью способ весь,
Моя красавица, в начальных буквах здесь.
Полу женску коль случится
От любви занемочь,
Есть тут способ, чем лечиться,
Бредни все другие прочь!
Им избавились уж многи,
Тем лечились сами боги,
Ету болезнь тем лечите:
С буквы П по Е прочтите.
Вот в чем, прекрасная, найдешь ты утешенье,
Единым кончишь сим ты все свое мученье:
Лекарство оное хочу тебе сказать —