— Да, малыш, — я начала чесать его за ушами. — Мы заперты здесь, и нас никто не спасёт, потому что все превратились в камень.
Гизмо тихо заскулил, глядя мне в глаза. Ему тоже не хотелось умирать.
— Давай поищем запасной выход.
Мы изучили все комнаты, коридор и зал, куда упали, но кроме одного заваленного туннеля так ничего и не обнаружили. Я прикинула глубину ямы, в которую мы упали, и пришла к неутешительному выводу: даже если я добуду энергию вручную, её не хватит, чтобы подняться.
Я вновь вернулась в жилые комнаты. Где-то там наверху сейчас, наверное, происходят катаклизмы мирового масштаба, воцаряется новый диктатор, а я сижу, закованная в каменной банке, без надежды выбраться…
Крупные слёзы покатились по моим щекам. Я закрыла лицо руками в тщетной попытке их остановить и прижалась спиной к платяному шкафу.
— Я-не-у-дач-ни-ца-а-а-а… — прорыдала я сквозь ладони, медленно сползая вниз.
В ответ Гизмо подошел ко мне и начал слизывать с рук солёную жидкость.
— Ой! Не… не… не надо… щекотно, — захихикала я, убирая ладони. Это оказалось ошибкой: пёс, учуяв больше вкуснятинки, начал облизывать уже лицо. От него очень приятно пахло травами: видимо, он втайне от меня сжевал что-то из запасов в лаборатории.
— Хо… Хороший мальчик… — сквозь смех поблагодарила его я, но он и не думал останавливаться. Тщательно вылизав мне щёки, он перешел к горлу, где ещё остались солёные полоски. Мне стало неловко от осознания того, что ему достаточно дёрнуть челюстью — и я останусь без кадыка.
— Всё… Хватит… — попыталась оттолкнуть его я, но сдвинуть огромного тренированного пса оказалось не так просто. Не уверена, что он вообще почувствовал, что я жму на его шерсть.
Не удовлетворившись каплями с горла, Гизмо перешел следом за их руслами и ткнулся носом мне в декольте.
— Вот это точно лишне-е-е-е-е-а-а-ах! — застонала я, когда большой мягкий язык сильным, но нежным движением прошелся по моему соску.
Пёс не останавливался, продолжая вылизывать мою нежную грудь. Я, не в силах сдержаться, приспустила завязки, давая ему полный доступ к телу.
— М-м-м… Давай… Так сладко… — я хватала его за шерсть, чтобы не дать уйти, хотя он и не пытался.
Наконец, слизав всю соль с моей груди и знатно помяв воротник блузы, Гизмо отошел. Я с трудом перевела дух.
— Ну ты… Хороший мальчик… — с трудом восстановив дыхание, произнесла я. — Даже слишком хороший. Что ты делаешь?
В ответ на похвалу он радостно завилял хвостом и уверенно забурился мордой мне под юбку. Я попыталась защититься или отползти, но шкаф сзади и могучий пёс впереди надёжно зафиксировали меня в определённой позе.
Сначала туда ткнулся нос. Холодный и упругий, он уверенно прошелся снизу вверх, выдавив из моего горла очередной стон. Я поняла, что здесь у меня нет выбора, тем более, если я хочу увидеть поверхность, и положила руки себе на грудь, намереваясь помочь неожиданному спасению.
Вынюхав всё интересное, Гизмо перешел к вылизыванию. Тёплая мягкая губка разгоняла ощущения по телу и не думала останавливаться. Он не старался выделиться, не вырисовывал языком фигуры, он просто делал одно и то же по три раза в секунду, заставляя меня извиваться от удовольствия и сжимать пальцами соски.
Гизмо, будто чувствуя мои эмоции, не только не останавливался, но даже не менял темп, заставляя чувствовать все его движения как один огромный поток удовольствия. Я обхватила могучую собачью шею ногами.
— Да! Да! Да-а-а-а…
Последний звук я почти прохрипела, сорвав себе голос, после чего сползла по шкафу на пол и тяжело задышала. Пёс, потеряв ко мне интерес, лёгким движением скинул с себя мои ноги и запрыгнул на кровать.
Прошло, наверное, минут десять, прежде чем я вновь смогла шевельнуться. Зато после этого я почувствовала невероятный подъём сил и мигом рванула в лабораторию. Так, где-то должны быть рабочие заметки, что не ушли в библиотеку… Вот! Схема круга… Примерные расчёты необходимой жертвы… О! Заклинание окаменения! Я тщательно изучила листок, особенно пометки, пока не наткнулась на надпись мелкими буквами “впрочем, заклинание очень нестабильное и легко разрушается водой”. А ниже ещё мельче: “надо выбрать самую сухую пещеру”.
— Гизмо! Мы спасём их! — воскликнула я. — Ах ты молодец!
Пёс наконец соизволил спрыгнуть с кровати и пошел за мной в коридор. Мы прошлись до обломков, где я окончательно проводила в последний путь капитана оборотней. И предателя-адъютанта заодно. Среди камней что-то блеснуло. Это лежал тот самый нож, который и привёл к трагедии. Я подобрала его, чтобы он не достался никому столь же амбициозному, сколь и недалёкому.
— Идём? — спросила я у Гизмо. Тот прижался ко мне боком, и мы взлетели.
Широкая раздваивающаяся время от времени каменная кишка тянулась недолго, и вскоре мы вылетели обратно в зал поединков, чтобы увидеть неутешительную картину. Все, начиная с отрядов гвардейцев и оборотней и заканчивая Маратом и Винсом, стояли как вкопанные. Их тела, волосы, одежда и даже вещи, что они держали в руках, были абсолютно серыми, будто неизвестный скульптор решил вытесать очень странную композицию.