Валентина Ивановна с удивлением посмотрела на меня.
— Конечно, конечно. Вы пейте чай.
Затем Валентина Ивановна перевела взгляд на Свету.
— Светочка, а в котором часу Олег за тобой зайдёт?
Света покраснела.
— В семь часов, — еле слышно сказала она. — Мы договорились, что в восемь пойдём в кино на вечерний сеанс.
Я почувствовал, как табурет подо мной покачнулся.
— Знаете, Александр, ведь у Светочки с Олегом настоящий роман! — благожелательно глядя на меня, сказала Валентина Ивановна. — Олег — замечательный молодой человек. Месяц назад его назначили заместителем начальника отдела, а буквально на прошлой неделе дали отдельную квартиру. Как перспективному молодому специалисту!
Чай внезапно потерял вкус. Я машинально сделал глоток, поморщился и поднялся с табурета.
— Знаете, я, наверное, пойду. Поздно уже.
— Куда же вы, Александр? — воскликнула Валентина Ивановна. — Вы же совсем ничего не рассказали о поездке в Приморск!
У меня хватило сил ответить вежливо.
— Как-нибудь в другой раз, непременно.
Я вышел в прихожую и надел ботинки. Света стояла у стены, опустив голову.
— Саша, прости меня, — еле слышно сказала она. — Я должна была тебе сказать.
Я ничего не ответил. Молча повернул колёсико замка, открыл дверь и вышел в подъезд. Уже спускаясь по лестнице, я услышал, как дверь наверху мягко захлопнулась.
— Явился! — доброжелательно сказала Ирина Васильевна. — Гулёна! С девкой болтался? Ну, проходи, ужинать будем. Есть-то хочешь? Сейчас яичницу тебе поджарю.
— Спасибо, Ирина Васильевна, — машинально ответил я.
— А тебе звонили. Я номер записала. Там, на бумажке, у тумбочки.
— Кто?
— Не знаю. Мужчина какой-то. Но голос строгий.
Я подошёл к телефону и набрал номер, который был неровным почерком записан на обрывке газеты.
— Алло! Это Гореликов. Вы мне звонили?
В трубке что-то щёлкнуло.
— Гореликов? Это Андрей Сергеевич. Вспомнил? Надо встретиться.
Мастерская золотых дел мастера Горазда не была похожа на кузницу. Здесь был горн, тихо гудящий пламенем. И небольшая наковальня тоже имелась. Рядом с ней на вбитых в бревенчатую стену железных крючьях висели молотки разного размера и литейные формы.
Острый взгляд Степана Твердиславовича заметил набор небольших волочильных досок для изготовления тонкой золотой проволоки.
Сам мастер, хоть и был одет в кожаный фартук, больше походил на монаха, чем на ремесленника. Высокий, худой, с мягкой русой бородкой и внимательным взглядом серых глаз.
Увидев на пороге своей мастерской новгородского посадника, Горазд неторопливо поднялся с дубового чурбака, который заменял ему табурет. Поклонился в пояс — низко, но без раболепства.
— Здравствуй, Степан Твердиславович! По какому делу? Хочешь украшение для жены, или для дочки?
Степан Твердиславович небрежно кивнул мастеру. Так-то все они — вольные новгородцы. Но Степан Твердиславович — богатейший боярин. Десятки деревень числятся за ним. Сотни молодцов в глухих заозёрных лесах собирают пушнину и лесной мёд, чтобы боярин богател.
А Горазд, хоть и хороший мастер, но дела у него шли не очень. Держался особняком, ни к какому боярскому роду не прислонялся. Вот и сидел в своей мастерской без особого прибытка, торговал украшениями на новгородском рынке.
Степан Твердиславович был бы рад помочь Горазду. Не без выгоды, само собой. Какой боярин не захочет иметь под своей рукой такого мастера?
Но Горазд разговора об этом не заводил. А когда Степан Твердиславович как-то намекнул на покровительство, мастер спокойно ответил:
— Мне и так хорошо. Работа кормит, а большего мне не надо.
И вправду, Горазд был искусным мастером. Украшения у него выходили на заглядение — хоть серьги, хоть подвески, хоть перстни. Если бы его поделки возить в Европу — то и сам мастер разбогател бы, и купец не остался в убытке.
Степан Твердиславович умел вести дела. Когда был помоложе — сам плавал с кораблями в приморские города, ловко сбывал товар. И закупиться умел недорого, и товар у него не залёживался.
А совсем молодым водил Степан Твердиславович ватагу по рекам за озеро Нево. Искал по лесам деревни, обкладывал местных жителей данью. И у костра ночевать приходилось, и гружёные лодки таскать волоком, и грести до кровавых мозолей, отмахиваясь головой от надоедливой мошкары.
А то и отбиваться от местных охотников и от других лихих ватаг, которые сами не хотели искать добычу, а поджидали в укромных местах удачливых да смелых.
С тех пор боярин сильно постарел. Но молодость помнил хорошо. И оттого хорошо понимал молодого новгородского князя.
Когда Александр одним лихим походом очистил новгородские земли от тевтонских рыцарей, Степан Твердиславович понял, что этот князь — надолго. И пусть он пока не великий князь, но вести с ним дела можно и нужно. Такой князь не обманет, не подведёт, не даст слабину. Но и лишнего себе не потащит, не станет усмирять новгородскую волю сверх необходимого.