Заветы Ильича. «Сим победиши»

А до этого, 10 ноября, Владимир Ильич получил из США в знак симпатии и уважения фотографию известного ученого электротехника Чарлза Штейнмеца, с которым, как рассказывалось выше, он обменялся весьма содержательными письмами весной 1922 года.

Но и в случае с Райхелем, и в случае с Штейнмецом все было ясно. Речь шла о людях, искренне сочувствовавших социалистическим преобразованиям в России. АГаскелл говорил о Гувере — крупнейшем американском капиталисте, преуспевающем бизнесмене и политическом деятеле.

Ленин внимательно выслушал Гаскелла и, как он сам написал, — «выразил полное согласие и рассыпался в комплиментах». В тот же день он написал Гуверу письмо: «Господин полковник Гаскелл… передал мне на специальном свидании со мной, что Вы при известных условиях согласились бы переехать в Россию, посвятив себя работе над ее экономическим восстановлением; я с чрезвычайным интересом приветствую это предложение и заранее благодарю Вас за него».

Ленина нисколько не смущала и не пугала возможность появления в экономических верхах Советской России такого, как говорится, заклятого буржуя. «Повторяю, — пишет он, — то, что я сказал мистеру Гаскеллу, именно что помощь нам от вы- ⁹⁴⁷⁹⁴⁸

дающегося организатора и “вождя промышленности” в стране с противоположными, по отношению к нашим, принципами экономического строя имела бы исключительно важное значение и была бы нам особенно желательна и приятна»¹.

Письмо это Владимир Ильич срочно разослал членам Политбюро и Чичерину. Однако, дабы не втягивать Ленина в какую-нибудь политическую интригу или авантюру, подредактированное письмо Гуверу «в духе проекта Ленина» отправили 28 ноября за подписью заместителя наркома иностранных дел Литвинова, который вел до этого неофициальные переговоры с американскими деловыми кругами о хозяйственном сближении между Россией и США. Но из затеи с Гувером так ничего и не вышло. Он так и оставался до 1928 года министром торговли США. Но сам этот эпизод для 1922 года был весьма примечателен⁹⁴⁹⁹⁵⁰.

«Я кончил ликвидацию своих дел»

Упоминавшееся выше заседание СТО 24 ноября Ленин до конца не довел. Через полтора часа после его начала он вышел, передав, как обычно, председательствование Каменеву. Не то чтобы Владимиру Ильичу стало плохо — все предшествующие дни приступов не было, но какой-то дискомфорт он явно почувствовал.

Это не помешало ему при выходе из зала переговорить с уполномоченным экономсовета Туркестана М.В. Сафоновым, потом — в кабинете час беседовать с заместителем председателя Реввоенсовета Склянским, а затем — у себя на квартире с председателем Госплана Кржижановским.

Но утром 25-го, часов в 10, приступ все-таки случился. Когда Ленин проходил по коридорчику квартиры, в правой ноге внезапно начались судороги, она ослабела и, дабы не упасть, Владимир Ильич ухватился за стоявшее здесь высокое зеркало. Но зеркало закачалось, он отпустил его и осел на пол.

Пролежал он минуты полторы. На шум в коридор выбежали Надежда Константиновна и Мария Ильинична, стали поднимать его, но «В.И. сказал, что встанет сам и действительно встал, дошел до своей комнаты и лег». Это запись Кожевникова, приехавшего по вызову вместе с Крамером в 12 часов.

Доктора отметили, что во время приступа речь у Владимира Ильича нисколько не пострадала, да и правая рука действовала хорошо. Они предложили Ленину «целую неделю отдыхать, не участвовать ни в одном заседании и не производить официального приема»¹.

27 ноября приступы болезни повторились. «Первый был в 10 часов и продолжался полторы-две минуты, захватив только ногу. В 12 часов — второй приступ. Был полный паралич ноги и руки, речь не пострадала. В.И. произносил вполголоса для проверки слова и это ему вполне удавалось. Сознание все время было ясное. Приступ продолжался 20 минут. Накануне В.И. чувствовал себя неважно. Объективное исследование нервной системы ничего патологического не обнаружило»⁹⁵¹⁹⁵².

В «Дневнике дежурных секретарей» о болезни лишь краткая запись Надежды Аллилуевой утром 25 ноября: «Владимир Ильич нездоров, в кабинете был только пять минут, диктовал по телефону три письма» — одно Сталину, два Троцкому. И запись вечером: «Пришел в 6 часов. Несколько минут говорил по телефону. С 6S до 7S — был АД Цюрупа»⁹⁵³.

В воскресенье 26-го опять — и утром, и вечером — приходил в рабочий кабинет, опять принимал Цюрупу, говорил по телефону, давал поручения секретарям. То же и в последующие дни: телефонные звонки, письма, поток различного бумаг, книг. 29-го он полтора часа беседует со Сталиным, потом более часа с замнаркомом РКИ В.А. Аванесовым. 30-го — с Адоратским, который приносит «чистые листы» сборника Маркса и Энгельса «Письма. Теория и политика в переписке Маркса и Энгельса»⁹⁵⁴.

По записям врачей, 28, 29, 30 ноября чувствовал себя Владимир Ильич хорошо. Но прошедшие приступы, при всей их кратковременности, не только еще раз напомнили о болезни, но и, судя по всему, заставляли думать о перспективе.