Бухарин считает, что решить подобные проблемы можно с помощью хорошо поставленной таможенной охраны. И это — «самая поразительная его ошибка, причем чисто теоретическая…» Не надо засорять себе глаза. «Никакая таможенная политика, — напоминает Ленин, — не может быть действительной в эпоху империализма и чудовищной разницы между странами нищими и странами невероятно богатыми… В указанных условиях полностью сломать эту [таможенную —
Вот и получается на практике, что Бухарин защищает интересы спекулянта и верхушки крестьянства против пролетариата, который не сможет поднять свою беззащитную промышленность без охраны ее, во-первых, государственной монополией внешней торговли, а, во-вторых, созданием системы смешанных обществ.
Эта система «есть единственная система, которая в состоянии действительно улучшить плохой аппарат НКВТ, ибо при этой системе работают рядом и заграничный и русский купец. Если мы не сумеем даже при таких условиях подучиться и научиться и вполне выучиться, тогда наш народ совершенно безнадежно народ дураков»964
965.Посылая это письмо Сталину,
Его беспокойство объяснялось и тем, что состояние собственного здоровья оптимизма не внушало. Еще во время визита врачей 4 декабря Крамер и Кожевников отметили некоторые признаки ухудшения: «Чувствует он себя не очень хорошо… Сам В.И. находит тоже, что последнее время он стал легче утомляться. Вид не особенно хороший, цвет лица землистый. Было предложено уехать на несколько дней в Горки и совершенно не заниматься. Сначала В.И. не хотел на это согласиться, но в конце концов его удалось уговорить поехать в четверг после заседания и вернуться в понедельник или во вторник»967
.Однако запрет на «занятия» лишь усилил деловую активность Владимира Ильича. Все последующие дни до отъезда он проводил в своем кабинете до десятого часа ночи. Беседы с коллегами, поток документов, касающихся самых различных вопросов — от финансирования электротехнической и металлургической промышленности, Донбасса и Азнефти, государственных театров и цирков до помощи питомнику И.В. Мичурина и обязательного полного обеспечения хлебом учителей и учащихся всех школ.
4 декабря, после встречи с врачами, он садится писать заметки для советской делегации на Международном конгрессе мира в Гааге, открывавшемся 10 декабря по решению Амстердамского интернационала профсоюзов. Никаких иллюзий относительно того, что соглашательские профсоюзы выйдут за рамки общих пацифистских фраз, у Ленина не было. А посему, считал он, важно разоблачать те предрассудки, которые по вопросу о войне укоренились в сознании широких масс.
«Ответим на войну стачкой или революцией» — таков жутко радикальный лозунг, выдвигаемый вождями европейского реформизма. Но такое уже было, когда в 1912 году делегаты конгресса Интернационала под колокольный звон всех базельских церквей клялись в том, что никогда рабочие разных стран не станут стрелять друг в друга… Разве это помешало началу мировой кровавой бойни?
За признанием «преступности войны» и кажущейся радикальностью угрозы — ответить на войну стачкой или революцией — лишь легкомысленные и пустые слова, которыми успокаивают трудящихся.
«…“Ответить” на войну стачкой невозможно, — пишет Ленин, — точно так же, как невозможно “ответить” на войну революцией… Велика тайна, в которой война рождается, и как беспомощна обычная организация рабочих, хотя и называющая себя революционной, перед лицом действительно надвигающейся войны».
Война обычно вспыхивает «в самый неожиданный момент». Она сразу же обрушивает на людей массу «теоретических и житейских вопросов…. отнимая всякую возможность у громадного большинства призываемых относиться к этим вопросам со сколько-нибудь ясной головой и сколько-нибудь добросовестной непредубежденностью». И вся мощь и влияние господствующей буржуазной прессы, разжигая шовинистические страсти, обеспечит тот несомненный факт, что вопрос о войне «громадное большинство трудящихся будет неизбежно решать в пользу своей буржуазии».