Заветы

Про это я забыла, но тут вспомнила.

– Ой, да, – сказала я. – Да, призвание есть. Я призвана к высшему служению.

Тетка Эсте посмотрела на меня долго и пристально. А затем попросила разрешения молча помолиться: ей потребно наставление. Я смотрела, как она складывает руки, закрывает глаза и склоняет голову. Я затаила дыхание. «Господи, прошу тебя, скажи ей все как надо», – в свою очередь, молилась я.

В конце концов она открыла глаза и улыбнулась мне.

– Я поговорю с твоими родителями, – сказала она. – И с Теткой Лидией.

– Спасибо, – ответила я.

И опять заплакала – на сей раз от облегчения.

– Хочешь поехать со мной? – спросила она. – Поговорить с родителями?

– Я не могу. Они меня схватят, и запрут, и дадут мне лекарство. Вы же понимаете.

На это она не возразила.

– Порой оно и к лучшему, – сказала она, – но для тебя, пожалуй, нет. Однако в школе тебе остаться нельзя. Я не смогу помешать Очам зайти, и забрать тебя, и переубедить. Ты не хочешь, чтобы Очи так поступали. Пойдем-ка.

Должно быть, она прикинула, кто такая Пола, и рассудила, что та способна на все. Я тогда не знала, откуда у Тетки Эсте такие данные про Полу, но теперь-то знаю. У Теток свои методы и свои доносчики: никакие стены пред ними не прочны, никакие двери не заперты.

Мы вышли из школы, и Тетка Эсте сказала моему шоферу, мол, пусть сообщит Жене своего Командора, что ей очень жаль, она не хотела так надолго задерживать Агнес Емиму и надеется, что лишнего беспокойства это не принесло. Также пусть он передаст, что она, Тетка Эсте, вскоре навестит Жену Командора Кайла, поскольку им надо решить важный вопрос.

– А она? – спросил шофер, имея в виду меня.

Тетка Эсте ответила, что забирает меня под свою ответственность, ему незачем обо мне тревожиться. Он глянул на меня с упреком – со злобой, если совсем уж честно: он понял, что я обвела его вокруг пальца и что он влип. Тем не менее он сел в машину и выехал за ворота. На воротах стояли Ангелы Школы Видалы – они слушались Тетку Эсте.

После этого Тетка Эсте вызвала своего шофера-Хранителя, и мы сели в ее машину.

– Я тебя везу в безопасное место, – сказала она. – Оставайся там, пока я не поговорю с твоими родителями. Обещай мне, что, когда доберемся, ты что-нибудь съешь. Обещаешь?

– Я не захочу есть, – сказала я. Я еще глотала слезы.

– Захочешь, когда устроишься, – сказала она. – Стакан горячего молока хотя бы. – Она взяла меня за руку, пожала. – Все разрешится, – сказала она. – Все сделается хорошо[54]. – А потом отпустила мою руку и легонько по ней похлопала.

Это меня, конечно, более или менее утешило, но снова захотелось плакать. Доброта порой так действует.

– Как? – спросила я. – Как все может сделаться хорошо?

– Не знаю, – сказала Тетка Эсте. – Но сделается. Я верю. – И вздохнула. – Временами верить – тяжкий труд.

38

Садилось солнце. Весенний воздух дрожал золотой дымкой, какая часто возникает в это время года, – пыль, пыльца. Листья на деревьях лаково блестели – такие свежие, едва распустились; все они были как дары, каждый из них – дар, что разворачивается сам, впервые встряхивается. Словно Господь только что их создал, когда-то говорила нам Тетка Эсте на Любовании Природой, и перед нами возникала картинка: Господь поводит рукой над омертвелыми зимними деревьями, и они мигом покрываются ростками, распускаются листвой. Каждый лист уникален, прибавляла Тетка Эсте, прямо как вы! До чего красивая мысль.

Мы с Теткой Эсте катили по золотым улицам. Увижу ли я вновь эти дома, эти деревья, эти тротуары? Пустые тротуары, тихие улочки. В домах зажигались огни; внутри, наверное, счастливые люди – люди, которые знают, где им место. Я уже чувствовала себя отщепенкой; но я ведь отщепилась сама, так что не имела права себя жалеть.

– Куда мы едем? – спросила я.

– В Ардуа-холл, – сказала Тетка Эсте. – Можешь побыть там, пока я навещаю твоих родителей.

Я слыхала, как поминают Ардуа-холл – неизменно понизив голос, потому что это специальное место для Теток. Чем Тетки занимаются, пока мы не смотрим, – не наше дело, говорила Цилла. Держатся они наособицу, а нам совать нос в их дела не след.

– Но на их месте я бы оказаться не пожелала, – прибавляла Цилла.

– Почему? – как-то раз спросила я.

– Жуть там у них, – сказала Вера, через мясорубку прокручивая свинину для пирога. – Они руки пачкают.

– Чтобы нам не пришлось, – кротко вставила Цилла, раскатывая тесто.

– И мозги пачкают, – сказала Роза. – Хочешь не хочешь, а запачкаешь. – Она большим ножом рубила лук. – Читают! – Она грохнула ножом с большим чувством. – Вот никогда не любила.

– И я, – сказала Вера. – Кто его знает, в чем им там приходится копаться! Грязь и слизь сплошная.

– Лучше они, чем мы, – сказала Цилла.

– Им нельзя заводить мужей, – сказала Роза. – Я бы тоже не захотела, но все равно. И детей тоже. Детей им нельзя.

– Да они же старые, – сказала Вера. – Все давно пересохло.

– Тесто готово, – сказала Цилла. – А сельдерей у нас есть?