– То, что я хочу успеть сделать в жизни.
– А почему так называется?
– Потому что «отбросить копыта», – сказала Агата. – Просто выражение такое. – А потом, посмотрев в наши озадаченные лица, продолжала: – Я думаю, это про то, как раньше вешали. Человеку надевали петлю, сажали его на лошадь, потом стреляли в воздух, лошадь пугалась и из-под него убегала. Но я не уверена.
– У нас в Галааде вешают не так, – сказала Бекка.
Я мигом просекла, что две молодые Тетки в квартире «В» меня не одобряют, но больше у меня знакомых не было, потому что, кроме этих двух, со мной никто не разговаривал. Тетка Беатрис была добрая, пока обращала меня в Торонто, но, раз мы уже здесь, я ее больше не интересовала. При встречах она рассеянно мне улыбалась, но и только.
Если я задумывалась, мне становилось страшно, но я старалась не позволять страху мной завладеть. И мне было ужасно одиноко. Здесь у меня друзей не было, а с теми, кто там, не свяжешься. Ада и Элайджа далеко. Спросить совета не у кого; я была одна, и учебника мне никто не выдал. Я ужасно скучала по Гарту. Грезила обо всем, что мы делали вместе: спали на кладбище, попрошайничали на улице. Я даже по фастфуду скучала. Вернусь ли я и если вернусь, что тогда? У Гарта, наверное, есть девушка. А как иначе-то? Я его никогда не спрашивала, потому что не хотела знать ответ.
Но больше всего я психовала из-за человека, которого Ада с Элайджей называли источником, – из-за их местного контакта. Когда этот источник всплывет? А если он не существует? Если нет никакого «источника», я застряну в этом Галааде навеки, потому что вытащить меня будет некому.
Агата была неряха. Разбрасывала вещи в нашей общей гостиной – чулки, пояс от новой формы условной Послушницы, порой даже туфли. Не всегда смывала за собой в туалете. На полу в ванной мы находили вычесанные клочья ее волос, в раковине – ее зубную пасту. Она принимала душ в не предусмотренные распорядком часы, пока ей твердо не запретили, несколько раз. Я понимаю, это все мелочи, но, когда живешь рядом, они копятся.
И вдобавок эта ее татуировка. Она себе на левой руке вытатуировала «БОГ» и «ЛЮБОВЬ» крестом. Утверждала, что это знак ее обращения в истинную веру, но я сомневалась, потому что как-то раз она обмолвилась, что Бог, по ее мнению, – «воображаемый друг».
– Бог – настоящий друг, а не воображаемый, – сказала Бекка. В голосе у нее сквозил гнев – насколько Бекка способна была выказать гнев.
– Извини, если я неуважительно отозвалась о твоих культурных верованиях, – ответила Агата, что, с точки зрения Бекки, не помогло ни чуточки: сказать, что Бог – культурное верование, еще хуже, чем сказать, что он воображаемый друг.
Мы понимали, что Агата держит нас за глупых; за суеверных – совершенно точно.
– Тебе надо удалить татуировку, – сказала Бекка. – Она кощунственная.
– Ага, пожалуй, – ответила Агата. – То есть да, Тетка Иммортель, спасибо, что сказали. И вообще, зудит она адски.
– Адски – это не когда зуд, – сказала Бекка. – Я буду молиться о том, чтобы ты искупила свои грехи.
Когда Агата уходила к себе наверх, мы часто слышали грохот и сдавленные крики. Это что, такая варварская молитва? В конце концов пришлось мне спросить, чем она там занимается.
– Тренируюсь, – ответила она. – Как бы физические упражнения. Нужна сила.
– Мужчины сильны телом, – сказала Бекка. – И разумом. Женщины сильны духом. Но умеренные физические нагрузки – ходьба, например, – дозволительны, если женщина в детородном возрасте.
– Почему ты считаешь, что надо быть сильной телом? – спросила я.
Ее языческие верования занимали меня все больше.
– На случай если какой мужик полезет. Надо уметь ткнуть им в глаза пальцами, заехать коленом по яйцам, и удар «стоп-сердце» тоже. Могу показать. Кулак складываешь вот так: пальцы согнуть, большой поверх костяшек, рука прямая. Целься в сердце. – И она ударила кулаком в диван.
Бекке от изумления пришлось присесть.
– Женщины не бьют мужчин, – сказала она. – Женщины никого не бьют, только если по закону – на Причастиках, например.
– Надо же, как удобно! – сказала Агата. – И пусть творят мужики что хотят?
– Не надо соблазнять мужчин, – сказала Бекка. – То, что бывает, если их соблазнить, – отчасти и твоя вина.
Агата переводила взгляд с Бекки на меня и обратно.
– Виктимблейминг? – сказала она. – Серьезно?
– Прошу прощения? – переспросила Бекка.
– Ладно, не важно. То есть как ни поверни, ты проиграла, – сказала Агата. – Что ни делай, нам кирдык.
Мы обе взирали на нее в молчании: отсутствие ответа – тоже ответ, как говаривала Тетка Лидия.
– О’кей, – сказала Агата. – Но тренироваться я все равно буду.
Спустя четыре дня после прибытия Агаты Тетка Лидия вызвала нас с Беккой к себе в кабинет.
– Как дела у нашей новой Жемчужины? – спросила она. Я замялась, и она сказала: – Излагайте громче!
– Она не умеет себя вести, – ответила я.
Тетка Лидия улыбнулась, как сморщенная репа: