К середине ночи академию покинули последние официры имперской безопасности и белая как покрытая извёсткой стена в коридоре, Седова, сорвав нестерпимо дущащий галстук, жадно отпила из графина на столе и буквально рухнув в родное кресло, с тоской и безнадёгой посмотрела на подругу. Россиянова, впрочем, была не лучше, стрельба в академии, тяжело раненный курсата Иванов, оказавшийся великим князем Петром Алексеевичем, и убийца, бывшая курсата, отчисленная как раз накануне, так, к слову, пока и не пойманная — что называется, полный набор, хуже не придумаешь. Чем это обернется для них обеих, сказать было сложно, но что ничего хорошего, можно было не гадать.
— Что с ним? — устало поинтересовалась генерал-майора.
Прекрасно поняв о ком она, полковница, пока еще полковница, но что-то ей подсказывало, что это ненадолго, хмуро ответила, — пока в реанимации, два пулевых ранения в грудь, и касательное в голову. Череп не пробило, только кожу сорвало и залило кровью. Явно контрольный выстрел, но не проверила, по неопытности и не добила…
— Как эта, Арина как её…
— Каплан, Арина Родионовна, — подсказала Россиянова.
— Да, Каплан, вообще проникла на территорию, у неё же забрали пропуск?
— Не успели список по отчисленым и исключенным номерам пропусков на вахту передать, а прапорщице на КПП она наплела, что забыла пропуск в общежитии.
Разразившись потоком площадной брани, генерала долго и витиевато поминала всех и Иванова, и Каплан, и прапорщицу, чемпионат по шарострелу, тупоголовых курсат, идиоток преподавал, а затем и саму себя.
Наконец выдохшись окончательно, Седова прикрыла глаза, откинувшись и мерно покачиваясь в кресле, напоследок произнеся безжизненным голосом, — Это точно конец. — И в этот раз подруга по воспитательной была с ней полностью согласна.
Поднявшись с капитанского кресла, я чуть улыбнулся, уступая место моей первой помощнице — Сарарин. Мы уже вышли из гипера возле родного мира Аллари и теперь нужно было спокойно пройти все кордоны, чтобы добраться до верховной матери космоэльфиек.
— Господин, почему вы скрываетесь? — эльфийка остановилась, не решаясь принять на себя пусть фиктивную, но всё-же роль временной корабельной матери, — Стоит нашим сестрам услышать ваш прекрасный голос и заглянуть в бездонный космос ваших глаз, как нас тут же пропустят.
— Ну да, — хмыкнул я, скептически. Всё-таки, секс со мной их не только делал беззаветно преданными, но и отшибал им критическое восприятие реальности. Поэтому приходилось выдумывать на ходу различные причины. Вот и сейчас, я не стал с старпомой спорить, а только заметил, — Верная моя Сарарин, все так, но увидев меня они непременно захотят со мной встретиться, а это сильно отдалит меня от нашей главной цели — знакомства с великой матерью. Неужели ты позволишь великую мать ждать ещё дольше?
— Вы правы, господин, — склонила голову эльфийка, — как всегда. Я приложу все свои скромные силы чтобы не задерживать вас ещё.
А затем, приняв серьезный и властный вид, она уселась в капитанское кресло и потребовала связать её с ближайщей боевой станцией, а я отошел чуть в сторону, чтобы не мешать и, сложив руки на груди, приготовился ждать. Оставалось совсем немного, совсем чуть-чуть времени, до того момента как этот эльфийский мир станет полностью и безраздельно моим. И пусть я буду лишь тенью за спиной великой матери, серым кардиналом, но говорить она будет моим голосом и ничьим иным.
— Кто ты? — великая мать народа Аллари поднялась с трона, глядя грозно и властно на меня, застывшего у подножия широкой лестницы, до поры закутанного в балахон и прячущего лицо.
— Я? — откинув капюшон, улыбаясь и с превосходством смотря ей в глаза, ответил, — твой личный сорт героина!
— Чужак?! Как ты проник сюда? — она сощурила свои прекрасные большие миндалевидные глаза, делая шаг вперед, — впрочем неважно, я сама тебя уничтожу.
— Не уничтожишь, — я продолжал смеяться, рассматривая прекрасную в своём искреннем гневе эльфийку, спускающуюся ко мне, — ты уже страстно желаешь меня, просто этого ещё не поняла.
— Нет, пожалуй не буду уничтожать, я буду тебя пытать… — прошипела она, яростно хватаясь за парадный меч на бедре, подходя всё ближе. Вот только рука на эфесе, чем ближе эльфийка была ко мне, тем слабее держала рукоять, а голос великой матери стал предательски меняться.
Остановившись на предпоследней ступеньке, не в силах сделать больше ни шага, она застыла дрожжа и глядя на меня полными страха и непонимания глазами, а я, распахнув балахон полностью, остался в чем мать родила и лишь нанесенное на кожу масло делало меня слегка блестящим и чрезвычайно, чрезвычайно приятно пахнущим.
— Ароматическое масло Лафрим, — пояснил я, проводя ладонью по телу, — как случайно выяснилось, вступая в контакт с моей кожей, оно выделяет в воздух очень мощный афродизиак действующий на ваш народ. Но не только, еще, отчасти, притупляет волю и вызывает чувство безотчетного доверия. Чем больше ты сейчас его вдыхаешь, тем сложнее тебе становиться сопротивляться зову.