Когда я, наконец, выныриваю, чтобы глотнуть воздуха, я встречаюсь с ее дикими, полными похоти глазами. — Твоя идеальная пизда на вкус такая же, как эти печенья, — говорю я, вкладывая смысл в каждое слово. — Еще лучше. Еще слаще.
— О, — шепчет она. Ее свитер упал с плеч, и она осталась в одной майке, открывая мне вид на ее розовые соски.
Подождите, может быть, я действительно, блядь, умер от недосыпа, и это все ненастоящее.
Потому что она ни за что не стала бы добровольно насаживаться на меня своей восхитительной киской, если бы только у нее не было такой же извращенной головы, как у меня.
Но боль в моем члене напоминает мне, что я полностью проснулся, и каким-то чудом эта совершенная Омега находится у меня под языком.
Мне даже не нужно, чтобы она прикасалась ко мне. Я мог бы остаться здесь на коленях, делая все возможное, чтобы заставить ее издавать эти звуки.
Это самая сексуальная вещь, которую я когда-либо слышал, и у нее даже не Течка.
Мысль о том, чтобы связать ее узлом и взять в это лавандовое гнездышко, заставляет меня стонать в ее влагалище, и она тянет меня за волосы.
— Я собираюсь кончить, — выдыхает она, прижимаясь тазом к моему лицу.
Это идеально.
Ее второй оргазм более сильный, чем первый, и мне приходится схватить ее за внутреннюю сторону бедер, чтобы она не упала с дивана. Все, что я чувствую на вкус, — это сахар, когда она льется прямо мне в горло.
Я рычу в ее влагалище, в то же время она кричит, ее хватка на моих волосах восхитительно болезненна.
Когда мой рот на ее губах, нет никаких скачущих мыслей или болезненного, изнуряющего беспокойства.
Есть только
Когда она, наконец, приходит в себя после оргазма, у нее трясутся конечности. Она откидывается на спинку дивана, ее веки тяжелеют, и она удовлетворенно вздыхает.
Это чертовски красивый звук, и она выглядит такой же умиротворенной, как и я.
Мое лицо покрыто Скайлар, и я никогда не хочу это смывать.
Но затем она снова садится, когда я поднимаюсь между ее ног. Ее рука дико тянется ко мне, пробегая по моему животу, когда я стою над ней. — Подожди… Ты не… — бормочет она, едва приоткрыв глаза.
Я хихикаю. Как бы сильно я ни хотел, чтобы ее руки и рот были на мне, я не собираюсь заставлять ее делать это, потому что она чувствует себя обязанной.
Я убираю ее руку, и она плюхается на диван, сворачиваясь калачиком на боку и лениво улыбаясь мне.
— Первый раз, когда мы трахнемся, — обещаю я ей, наклоняясь, чтобы прижаться губами к ее губам, — это будет не на твоем диване или когда ты заснешь. Или когда ты все еще восстанавливаешься после сотрясения мозга. Это было о тебе.
Она мурлычет у моих губ, когда я целую ее. — Прости, — шепчет она, отстраняясь.
Я усмехаюсь. — Ты такая же сумасшедшая, как я и думал, — бормочу я. — Извиняешься за то, что кончила мне на лицо.
— Хммм.
Она наполовину спит, ее губы теперь блестят от ее помады, и я не мог представить себе более совершенного зрелища.
Я в полной заднице — если бы она знала, какие мысли у меня уже возникают о ней, она бы убежала.
Я становлюсь слишком напряженным слишком быстро, и это происходит прямо сейчас, когда я смотрю, как она улыбается мне.
— Где твои полотенца? — Я спрашиваю ее.
— В моей ванной, в верхних шкафчиках, — зевает она.
Мне не нужно повторять дважды. Мой внутренний Альфа рычит, отчаянно желая
Ее спальня.
Я включаю свет и осматриваю
Ее дорогая кровать марки Omega. Картины на стене. Даже расстановка мебели.
Осознает она это или нет, все это определяет
Черт, приятно так думать.
Теперь она никогда от меня не избавится.
Я не смог бы бросить ее, даже если бы захотел.
Скайлар уже спит, когда я возвращаюсь после мытья.
Осторожно я чищу ее, не торопясь вытирая наш беспорядок влажным полотенцем. Я убираю волосы с ее глаз и глажу ее по лицу, наблюдая, как она спит.
Она просыпается, когда я вытаскиваю из-под нее свою куртку, ткань в ее влагалище превратилась в сплошное месиво.
Мне это чертовски нравится.
Она открывает свои темно-синие глаза, и у меня перехватывает дыхание, когда она улыбается.
— Хэй, — шепчет она. — Что ты делаешь?
— Вытираю тебя, — бормочу я.
Она хмурится. — Ты не обязан этого делать.
И внезапно я прихожу в ярость на того, кто заставил ее думать, что она не заслуживает такого обращения.
Я делаю мысленную пометку найти всех ее бывших и медленно убивать их.
Я продолжаю водить полотенцем по ее телу и между ног, заставляя ее задыхаться. — Я хочу заботиться о тебе, — мурлычу я, и в моей груди урчит. — Позволь мне.
Ее глаза расширяются и становятся стеклянными, и я задаюсь вопросом, не сказал ли я слишком много, и в этот момент она с криком убегает от меня.
— Обними меня? — спрашивает она вместо этого мягким и уязвимым голосом.
У меня болит сердце.
Расстилая простынь, я присоединяюсь к ней на диване, ложась рядом с ней. Здесь уютно, но она обнимает меня и кладет голову мне на грудь. Мои руки ложатся ей на талию, и она утыкается носом в мою шею.