Зависимость и ее человек: записки психиатра-нарколога

Лексема «зависимость» в толковых словарях определяется как «болезненная привязанность к чему-либо», «подчинение чьей-либо воле»; в словаре В. И. Даля глагол «зависеть» истолковывается как «быть под властью, под полным влияньем, быть в чьей-либо воле»[6]. Зависимое поведение в литературе по психопатологии рассматривается как навязчивая потребность в чем-либо и обусловленная такой потребностью деятельность, которую не так легко прекратить, даже если это вредно для тех или иных сторон жизни. (Справедливости ради нужно сказать, что вред при аддикции отмечается не всегда: зависимое поведение иногда может быть полезным или, по крайней мере, не таким уж вредным. Если вы кофеинозависимы, это еще не значит, что ваше здоровье под угрозой: так, зонтичный обзор 201 метаанализа[7] показал, что употребление 3–4 чашек кофе в день скорее полезно, чем вредно.)

Как правило, в книгах по аддиктологии пишут о дофамине: «всплеск» этого нейротрансмиттера наблюдается, когда мы предвкушаем получение удовольствия, что толкает нас к повторению того поведения, которое принесло нам удовольствие, что, в свою очередь, может привести к дальнейшим повторам этого поведения, несмотря на возникающие негативные последствия. Менее известный факт: в некоторых нейронах вентральной области покрышки дофамин может выделяться и при неполучении стимула к награде, являясь, таким образом, «нейромедиатором страдания». Многие психиатры и нейробиологи, такие, скажем, как Жадсон Брюер из Массачусетского университета, говоря об объектах зависимости, не ограничиваются только этанолом, никотином и наркотиками. В книге «Зависимый мозг»[8] есть главы, в которых Брюер описывает зависимость от технологий, от самих себя, от отвлекающих факторов, от мыслей. Ученый утверждает, что зависимость, по сути, может развиваться в отношении чего угодно: как внешних объектов, так и субъективных, аморфных феноменов, таких как мысли или «я сам».

Но такое описание сильно расширяет семантическое поле понятия «зависимость». «Всплески» дофамина происходят при встрече с любыми сигналами среды, сулящими удовольствие. Это эволюционно стабильный способ регуляции поведения человека и других животных, адаптивный механизм, научающий нас жить так, чтобы нам было хорошо.

Я не намерен демонизировать все формы зависимого поведения. Жадсон Брюер или кто-то другой может расценить мое отношение к книгам, джоггингу, некоторым сортам китайского чая как зависимость: эти и другие мои привычки вызывают у меня предвкушение удовольствия и гарантированно приносят его, а невозможность им следовать вызывает некоторый дискомфорт. Но есть формы зависимости, которые явно вредят здоровью и жизни людей, причем люди это видят и осознают, но не могут ничего с собой поделать. Я хочу сконцентрироваться именно на таких – вредных, проблемных – формах зависимого поведения.

3

Возможно, наиболее значимый аспект зависимости именно в этом – в проблемах. Не в сильной потребности что-то делать, а в настолько сильной и навязчивой, что зависимые продолжают это делать, несмотря на очевидные нежелательные последствия. Причем очевидные для самих зависимых.

Я вспоминаю пожилого пациента по фамилии… ну, пусть будет Сизый. Такой примерно у него был цвет лица при сильной одышке. И темно-синие, почти черные губы. Он страдал хронической обструктивной болезнью легких (ХОБЛ). ХОБЛ, согласно отчетам ВОЗ[9], входит в тройку лидирующих причин смерти. В 80–90 % случаев ХОБЛ возникает из-за табакокурения. Сизого привозили на машине скорой помощи с тяжелой дыхательной недостаточностью. Поначалу мне удавалось стабилизировать его состояние. Я говорил ему, что с такой одышкой он должен не только пользоваться ингаляторами, но и бросить курить. Он отвечал «да, да» и уезжал домой. Потом его привозили снова. Один раз Сизого привезли в состоянии глубокой комы. Я израсходовал на него весь запас кислорода районной больницы. После трех дней интенсивной терапии бедолага пришел в себя. Я рассказал ему, с каким трудом была спасена его жизнь и как переживали его родственники. Сизый прослезился, поблагодарил. Я сказал, что понимаю его тягу к табаку: я сам тогда то курил, то бросал, то срывался и курил снова. Я действительно понимал, каково это – быть зависимым от табака. У меня в голове не укладывалось другое: неужели даже под страхом смерти человек будет выбирать курение? Он мне ответил:

– Сынок. Я курю с семи лет. Сейчас мне семьдесят семь. То есть семьдесят лет я курю. Всю жизнь. Каждый божий день. Как я могу без этого?

– Речь идет о смерти.

– Я не хочу умирать. Но и бросить курить не готов. Я никогда не бросал и не буду бросать. И я буду курить. Потому что я хочу курить. Я прямо сейчас хочу курить.

– Речь идет о смерти. Возможно, первая же сигарета убьет вас. Решать вам.

Через полчаса Сизый улучил момент, когда медсестры были отвлечены, и вышел на лестничную площадку. Там кто-то курил. Он попросил сигарету. Сделал затяжку. Всего одну затяжку. И умер на месте.