Зависимость

Проходят дни, недели, месяцы. Рожать предстоит в частной клинике доктора Огорда на площади Хаусер, где я и наблюдаюсь. Врач пожилой и приятный, он успокаивает меня в моих несметных тревогах перед родами. Мне велено прийти, когда между схватками будет всего пять минут. Назначенный срок родов позади — ничего не происходит. Я купила шубу из нерпы — пуговицы приходится перешивать всё дальше и дальше, пока они наконец не выступают за края пол. Эббе приходится зашнуровывать мне ботинки — дотянуться до них я уже не могу. Кажется, мне еще ни разу не встречалась такая толстая беременная женщина, как я. Я стала бояться, что ребенок родится огромным и с жидкостью в голове. Где-то я об этом читала. Часто я беру у Лизе ребенка и хожу с ним на прогулки. Он ласковый и всегда улыбается, и мне на ум приходит стихотворение Ниса Петерсена «Я собираю улыбки маленьких детей». Помимо всего прочего, Карл Бьярнхоф берет у меня интервью для «Социалдемократен». Заголовок приводит меня в ужас. Большими буквами написано: «Я мечтаю о деньгах, власти и славе». Я действительно так сказала? К чему мне власть? Интервью создает обо мне неприятное впечатление. Я представлена тщеславной, честолюбивой, мелочной — и себе на уме. Обычно журналисты относятся ко мне хорошо, и я размышляю, чем не угодила Карлу Бьярнхофу. И тут меня осеняет: он приятельствует с Вигго Ф. и, возможно, оскорблен тем, что я его бросила.

Зима холодная, на улицах гололед. Я с нетерпением жду схваток и, чтобы вызвать их, запыхаясь бегаю за руку с Эббе вокруг нашего дома после наступления темноты. От шубы отскакивают пуговицы, но и только. Наконец-то однажды утром я чувствую боль в животе и спрашиваю фру Хансен, могут ли это быть схватки. Она считает, что вполне вероятно. К концу дня боль усиливается. Во время схваток Эббе держит меня за руку. Вечером мы едем в клинику, и он прощается со мной длинным беспомощным взглядом.

* * *

Какая же она уродливая, разочарованно произношу я, уставившись на маленький сверток с ребенком, который кто-то вложил мне в руки. Лицо — в форме груши, на висках — две глубокие темные отметины от щипцов. Волос на голове нет. Главный врач смеется: вам так кажется только оттого, что вы никогда не видели новорожденного ребенка. Они никогда не появляются на свет красивыми, но матерям всё равно кажется иначе. Сейчас я позову вашего мужа. Эббе входит с букетом роз. Он несет их неловко, и я неожиданно осознаю: он никогда не делал мне подарков. Он садится рядом со мной и заглядывает в люльку, куда снова положили младенца. Довольно пухленькая, произносит он, и я сильно обижаюсь. Это всё, что ты хочешь сказать? — спрашиваю я. Роды длились целые сутки, и, клянусь, детей я больше не захочу. Я выла и вопила от боли, а ты только и можешь сказать, что она толстощекая? Вид у Эббе виноватый, но он находит новый способ ухудшить ситуацию и добавляет: может, со временем еще похорошеет. Он спрашивает, когда я вернусь домой, потому что скучает по мне. Я склоняюсь над кроваткой и прикасаюсь к крошечным пальчикам. Теперь мы — отец, мать и ребенок, говорю я, совершенно обычная и нормальная семья. Почему, спрашивает Эббе, тебе непременно надо быть обычной и нормальной? Ты не такая, и это ни для кого не секрет. Я не нахожусь с ответом, потому что мечтала об этом столько, сколько себя помню.

7