Зависимость

Иногда я немного устаю от Пита Хейна: я лежу в его объятиях, а он строит для меня планы на будущее. Устаю от его стремления организовать и взять на себя мою жизнь, словно я совсем не способна с ней справляться. Мне хочется, чтобы он оставил меня в покое. Хочется, чтобы всё шло своим чередом. Хочется перемещаться между ним и Вигго Ф., не теряя ни одного из них — и без весомых изменений. Я всегда избегаю изменений и чувствую себя защищенной, когда всё остается на прежних местах. Но так больше продолжаться не может. Теперь я спокойно смотрю на влюбленные пары на улицах, но отворачиваюсь при виде матерей с маленькими детьми. Я стараюсь не заглядывать в коляски и не думать о девочках с нашего двора, которые гордились, что дождались восемнадцатилетия, чтобы родить ребенка. Все подобные мысли я похоронила: Пит следит за тем, чтобы я не забеременела. Он уверяет, что поэтессам рожать не следует — женщин, которые могут это делать, хватает. Напротив, тех, кто умеет писать книги, вовсе не так много.

Мои страдания усиливаются к пяти часам вечера. Пока я на кухне готовлю картошку, сердце начинает бешено колотиться и белая кафельная плитка за конфоркой мерцает перед глазами, будто вот-вот обвалится. Стоит Вигго Ф. показаться в дверях, как я начинаю лихорадочно тараторить, словно в попытке скрыть что-то ужасное, мне самой неизвестное. И за ужином я продолжаю болтать, несмотря на его односложные ответы. Я боюсь, что он скажет или сделает что-то неимоверное, необратимое, чего он раньше не говорил или не делал. Если мне удается привлечь его внимание, сердцебиение слегка приглушается, и я могу спокойно дышать, пока в нашем разговоре снова не возникает пауза. Я болтаю обо всем на свете — о фру Йенсен, которая, увидев мой портрет, сделанный Эрнстом Хансеном, спросила: нарисовано ли от руки? Я болтаю о моей маме, о ее давлении, которое стало чересчур высоким, хотя раньше всегда было слишком низким. Болтаю о моей книге, которую из «Гюлендаль» вернули со странным замечанием, что я начиталась Фрейда, а я даже не знаю, кто он такой. Тогда я отправляю книгу в издательство под названием «Атенеум» и каждый день с волнением жду ответа. Однажды вечером Вигго Ф. замечает мое возбуждение и говорит, что я превратилась в трещотку. Я отвечаю, что мне нездоровится. Кажется, что-то с сердцем. Глупости, смеется он, не в твоем же возрасте — наверное, это нервное. Он с тревогой вглядывается в меня: не беспокоит ли меня что-то? Я уверяю, что катаюсь как сыр в масле. Я всё же позвоню Геерту Йёргенсену, отвечает он, запишу тебя на прием. Он главный врач, заведует психиатрическим отделением. Я сам к нему обращался много лет назад. Невероятно здравомыслящий человек.

Итак, я сижу перед главным врачом, высоким костлявым мужчиной с огромными глазами, которые, кажется, вот-вот выскочат из орбит. Рассказываю ему обо всем. О Пите Хейне и о том, что не призналась Вигго Ф. в своем намерении развестись. Геерт Йёргенсен одобряюще улыбается мне, играя по столу ножиком для вскрытия писем.

Не интересно ли, вопреки всему, спрашивает он, быть между двумя мужчинами?

Да, соглашаюсь я с удивлением, потому что на самом деле интересно.

Вам следует порвать с Мёллером, констатирует он, в любом случае это безумный союз. Как вам, наверное, известно, я возглавляю психиатрическое отделение в санатории Харесков. Предложу редактору, чтобы вы провели там некоторое время. Я всё улажу. Как только вы исчезнете с его горизонта — ваш сердечный невроз пройдет.

Он тотчас звонит Вигго Ф., который против этой идеи ничего не имеет. Уже на следующий день я собираю чемодан и еду в Харесков, в одноместную комнату с видом на лес. Я снова беседую с главным врачом, и он сообщает, что Питу Хейну запретят меня навещать, пока всё не успокоится. Доктор сам позвонит ему и попросит держаться подальше. В санатории только женщины возраста моей мамы, но очень состоятельные и хорошо одетые. Моя изношенная одежда отягощает меня, и в мыслях — все подаренные Питом костюмы, так ни разу и не надетые. Дни проходят безмятежно, и сердце мое снова успокаивается. В пригороде Багсверд я беру напрокат печатную машинку и пишу стихотворение «Вечная тройка»:

Двумя мужчинами всегда
Мой путь пересечен.
Один — в него я влюблена.
Другой — в меня влюблен.

В своей любви к Питу Хейну я не уверена, но и он мне никогда не признавался. От него приходят шоколад и письма, а однажды и орхидея в длинной картонной коробке. Я ставлю ее в стройную вазу на ночном столике без всякой задней мысли. В этот день Вигго Ф. должен поговорить с главным врачом, но сначала заглядывает ко мне. Едва успев поздороваться, он вдруг замечает цветок. Он бледнеет, опирается на край стула. С ужасом я вижу, как сильно дрожит его подбородок. Вот это, произносит он срывающимся голосом, показывая на орхидею, ты от кого получила? У тебя есть другой?

Нет-нет, выпаливаю я, анонимный подарок от какого-то тайного поклонника.