Зависимы сейчас (ЛП)

— Весь класс уснул, — напоминаю я ему. А Патрик сделал бронзовую скульптуру Аполлона, но мистер Адамс едва ли оценил проделанную работу.

— Значит он должен злиться на учителя, а не на меня.

Я молчу, потому что он прав. Учителя обращались с Ло по-особому, даже наградив его паршивое видео высшей наградой, потому что он Хэйл. Потому что его отец — мультимиллиардер с такими запутанными связями, что паук позавидовал бы паутине, которую плетет Джонатан Хэйл.

Я смотрю на экран своего ноутбука, лежащего на кровати.

— Может, он уже не злится, — добавляю я. — Он сейчас учится в Школе искусств Карнеги-Меллона.

— Откуда ты это знаешь?

— Посмотрела на Фейсбуке.

Ло стонет.

— Пожалуйста, скажи мне, что ты там не зарегистрировалась.

Ещё со времён старшей школы у нас было правило «Никаких социальных сетей». Мы слишком любим конфиденциальность, чтобы тратить ее на киберпространство.

— Нет. Я зарегистрировала тебя.

Его глаза темнеют.

— Вот, как я это вижу, — быстро тараторю я. — Если кто-то тебя ненавидит, он начнёт донимать тебя и здесь тоже, — я указываю на экран. — Это как ловушка для мух, только для подозреваемых.

Ло рискует тем, что его выглаженные брюки цвета хаки помнутся, и садится на кровать рядом со мной. Наша сетка для балдахина цепляется за его ногу, и он тихонько ругается, отмахиваясь от ткани.

— Клянусь, я порежу эту тупую хрень.

— Мне она нравится.

Даже если прошлой ночью я попалась в эти сети, словно богомол. Я иногда ворочаюсь во сне. Такое случается.

— Мы не в джунглях и не пытаемся отогнать жуков.

— Роуз спроектировала эту комнату, — напоминаю я ему. Она украсила ее, пока Ло был в реабилитационном центре — Ей будет больно, если я изменю комнату из-за тебя.

— Ещё лучше, — говорит он. Сомневаюсь, что он в это верит.

— Я забуду, что ты только что сказал, — бормочу я и поворачиваю к нему экран ноутбука.

Ло разевает рот.

— Обязательно нужно было использовать это фото в качестве моей аватарки?

Я расплываюсь в широкой улыбке, и не могу перестань пялиться на фото. Он без рубашки и на нем только пижамные штаны с изображением Человека-паука. Он выглядит сексуально и круто.

Фейсбук поглощает все его внимание, и он просматривает профили бывших одноклассников.

— Замужем, женат, беременна, мертв, помолвлена, беременна, женат, — перечисляет он. — Хоть кто-то остался в возрасте двадцати лет после школы или все просто решили срубить пол миллиона долларов и потратить их на подгузники?

— Может быть, они влюблены, — говорю я в их защиту.

— Мы тоже влюблены. Но мы же не женимся и не рожаем детей.

Я хмурюсь, не понимая, почему это немного ранит меня. Брак и правда не входил в мои планы, по крайней мере, пока я не стану старше и не пройду этот неловкий, запутанный этап моей жизни. Но судя по словам Ло, брак — это что-то невозможное. Как будто вместо «может быть» он говорит «никогда».

— Ты не хочешь жениться? — мягко спрашиваю я. Я едва могу встретиться с ним взглядом. Мне двадцать, я только перестала быть подростком. Меня не должны волновать брак и дети, особенно когда мы сами сражаемся за наше здоровье.

Он колеблется.

— Я не знаю. Я не говорю, что этому не бывать. Я просто не могу об этом думать. — он делает паузу. — Ты… об этом думаешь? — он глубоко хмурится, беспокоясь, что мы не на одной дорожке. Обычно мы двигаемся вместе и именно поэтому немного страшно видеть, как он начинает сворачивать без меня.

— Не часто, — говорю я. — До того, как мы сошлись, я никогда не думала, что выйду замуж.

Я спала со случайными парнями. Я думала, что никогда не смогу быть моногамной. Теперь, когда я понемногу начинаю ощущать почву под ногами, я стала фантазировать о нормальности.

— Но теперь думаешь? — спросил он.

Я пожимаю плечами.

— Наверное, но точно не в ближайшее время. Я хочу сначала пережить свои ужасные двадцатые годы, — я отмахиваюсь. — Давай не будем говорите о браке или о рождении детей. Это все равно глупо. У нас есть дела поважнее.

Я не думала, что такое возможно, но его лицо искажается сильнее, чем прежде.

— Ты хочешь детей?

Ой… Лишь потому как он это спросил, я понимаю, что он детей не хочет. Комок подступает к горлу, и я чувствую, что это вопрос с подвохом. Я оглядываюсь через плечо в поисках правильного ответа, но его там нет.

— Ммм… — бормочу я. — Я не знаю.

Он моргает, наблюдая за тем, как я смотрю на него. Ответы, кажется, выливаются из нашего молчания.

— Может быть, — выпаливаю я, не в силах больше сдерживаться. — Когда я буду старше, но не слишком старая, наверное. У моих яйцеклеток времени в обрез.

Я киваю, а затем морщусь.

— Я имею в виду, ну ты понимаешь… — я в двух секундах от того, чтобы зарыться под одеяло и никогда не вылезать. Прячься, Лили, прячься! Мое лицо пылает. Как бы мне хотелось, чтобы мои чувства не были написаны у меня на лице.

— Лил, — Ло выдыхает, его глаза значительно смягчаются. Я один из тех морских судов, которые качаются в океане, прежде чем их снова ударит волна. — Ты… и я… — волна уже близко. — Нам, вероятно, не стоит заводить детей.