В ответ я облил его дверь свиной кровью. Это была одна из моих самых креативных работ. И я был чертовски пьян. Честно говоря, я почти ничего не помню об этом деле. Но я могу вспомнить всё, что было потом — как отец схватил меня за шею и кричал мне в лицо.
Мой отец был готов выгнать меня из дома после того, как я запятнал его имя грязью. Я был дегенератом, плохим мальчиком, который перешел бы в другую школу только для того, чтобы поиздеваться над кем-нибудь. Меня отстранили от занятий. Я был глупым ребенком, который хотел заставить Лили чувствовать себя лучше — хотел изменить каждую ужасную, гребаную вещь. Но я просто не знал как.
Мой отец хотел гордиться мной, но я не давал ему повода для гордости.
— Может, я бы и отправил тебя, — говорит он, кидая лёд в виски. — Я тогда был зол как чёрт. Твои отношения с ней были единственной искупительной вещью. Так что
Я киваю. Да, именно поэтому он позволил мне остаться. Может быть, он бы скучал по мне. Но он никогда в этом не признается.
— Так если вы двое на самом деле не были вместе, то какого черта эти звуки доносились из твоей комнаты?
Я хмурюсь, и тут меня осеняет осознание. Я зарываю лицо в ладони, потрясённый.
— Ты слышал её?
— Ты не один жил здесь, — огрызается он, — и вы двое были громкими.
Нет.
— Не то чтобы я пыталась слушать. Поверь мне.
Какой же пиздец. Я потираю переносицу, так сильно желая проснуться.
Он, наконец, садится в кресле.
— Только не говори мне, что ты позволял ей трахнать кого-то другого в твоей постели.
Я опускаю руку и хмурюсь.
— Давай проясним кое-что — тебе запрещено говорить о том, что она с кем-то
Он закатывает глаза.
— Ты только что сказал мне, что она сексуально зависима...
— Мне похер, — холодно говорю я. — Она всё ещё моя девушка. Она всё ещё Лили. И мне совсем не комфортно говорить об этом с тобой.
— Может, она просто шлюха, — говорит мой отец, явно игнорируя меня. — Ты когда-нибудь думал об этом?
Я мог бы ударить его. Думаю, что мог бы. Но я этого не делаю. Я использую свои слова, как он меня учил.
— Я скажу это один раз, а потом ты больше
Он приводил в дом и выводил из него достаточно женщин, чтобы я мог легко получить какой-нибудь комплекс. Моя грудь сильно вздымается и опускается, когда я заканчиваю говорить.
Его голос значительно смягчается.
— Это все равно не объясняет того, что я слышал в твоей спальне. Если вы двое не были вместе...
Я гримасничаю. Он все ещё об этом?
— Я позволял ей мастурбировать в моей постели.
Его глаза расширяются, и он открывает рот, чтобы заговорить. Я прерываю его.
— Ни за что, — огрызнулась я. — Ты не можешь задавать никаких вопросов об этом. Наши отношения — даже самые пиздецовые — это между нами. Это не имеет никакого отношения к данной ситуации.
Это ложь, но я не собираюсь обсуждать это дерьмо со своим отцом, независимо от того, сложны ли наши собственные отношения.
Он поджимает губы, а затем делает глоток из своего бокала.
— Если таблоиды узнают... — начинаю я, но теперь его очередь прервать меня.
— Если Лили попадёт в таблоиды, то её назовут именами, которые тебе не нравятся.
— А как же Fizzle?
— Пострадает, а поскольку ты связан с ней, то и Hale Co, — он поднимается со стула.
— Давайте найдём этого ублюдка.
.
ЧАСТЬ
ВТОРАЯ
.
— Питер Паркер, Удивительный Человек-Паук
22. Лили Кэллоуэй
.
Я ненавижу летать.
Не типа летать, как Супермен. А летать на самолете — в металлической трубе в воздухе.
Добавьте сюда мой страх высоты и перспективу долгого нахождения в маленьком замкнутом пространстве, и я начинаю немного волноваться. Мне нужна опция, чтобы я могла рвануть в комнату и зарыться под одеяло, спрятаться от всех и убежать в свое убежище.
Уединение, это мой хлеб с маслом (помимо порно).