На Манхэттен быстро опускалась темнота, и все, кто мог, грелись у каминов. На ступенях перед домами лежали бездомные, которые могли и не пережить эту ночь, хотя Каролина по множеству причин не являлась одной из этих несчастных. На ней была шуба из пятнистой выдры, позаимствованная у разведенной Люси Карр, и Каролина, пробираясь по незнакомым темным улицам, знала, что ей уготовано гораздо лучше освещенное будущее.
Но мнение миссис Портии Тилт на её счёт было иным. Леди с Запада представляла себе более скромную судьбу для Каролины, и по её замыслу в присутствии красивых, богатых и благородных людей девушка должна была оставаться в тени. Когда прошлым вечером Каролина возвратилась с часовой бесцельной прогулки в экипаже, миссис Тилт принялась внушать ей это мнение с ранее невиданной горячностью и четкостью. Каролине повезло, что слуги в доме Тилтов были не слишком счастливы, и домоправительница проследила, чтобы бывшей работнице предоставили место на ночь. Но наутро они уже больше ничего не могли для неё сделать, и поэтому Каролина взяла свой маленький чемодан и отправилась в город.
Тогда солнце ещё стояло высоко, и были свежи воспоминания о Лиланде и доброте в его бледно-голубых глазах. Себялюбие вернулось к Каролине и теперь, хотя она могла бы вновь пойти к Тристану, эту возможность она и не рассматривала. Поцелуи, которыми они обменивались, сейчас казались пошлыми, а его так называемая помощь – непростительной. «Я просто поддалась минутной слабости», – сказала себе Каролина. Тогда ей нужно было выжить, а теперь об этом не стоило и задумываться. Все составляющие быстрого успеха в обществе были при ней: рост, манера держаться и безупречный вкус, пусть и не врожденный, но привитый Лонгхорном. Все, что ей нужно – не привлекающая внимания работа, которая продлится недолго, а потом Каролина найдет способ вновь стать собой. Пока что она думала так – чем эта яма отличается от тех, из которых ей уже приходилось выбираться?
Она рассматривала несколько мест, куда могла бы устроиться на работу, хотя каждому из них препятствовал образ Каролины Брод. Во-первых, чайная комната для дам, где Каролина могла бы сидеть в задней комнате, приглядывать за обстановкой и нещадно ругать официантов за неопрятный внешний вид. Но за большими окнами чайной она увидела множество спешащих девушек в униформе, и её сердце закололо при мысли о том, что хозяин заставит и её носить подобный черно-белый «наряд». Позже, проходя мимо только что открывшегося отеля, она подумала, что могла бы протирать пыль в комнатах богатых постояльцев, когда те уходят. Но ей было известно, что одной протиркой пыли она не отделается, и даже если ей повезет получить подобную работу, её сразу же запишут в горничные. При одной лишь мысли об этом ужасном слове к горлу Каролины подступила желчь. И только когда небо потемнело, и казалось, что она осталась единственной женщиной на улице, Каролина задумалась, а впрямь ли чайная или отель были столь неподходящими для неё местами. Всего лишь на один день и одну ночь. Возможно, хозяева предоставят ей койку и место для небольшого чемодана. Может быть, утром туда случайно заглянет Лиланд с чисто выбритым подбородком над накрахмаленным воротником, и, увидев возлюбленную в подобном заточении, начнет действовать. Может быть, он даже вынесет её оттуда на руках, как сказочную принцессу. При этой мысли Каролина закусила пухлую нижнюю губу, но затем открыла глаза и увидела брусчатку и лужи воды, казавшиеся в ночной темноте зловещими, и все милые фантазии исчезли, а темные и отчаянные замаячили впереди.
Каролина не смогла удержаться от печальных мыслей о Лонгхорне, который так галантно оберегал её и подарил ей множество уютных вечеров. Внешний мир был очень жесток, и подбородок Каролины задрожал при мысли о том, как бы разозлился старый джентльмен, узнав, что его птичка там оказалась. Но теперь она стояла здесь, и ей ничего не оставалось, кроме как идти дальше. Так она и сделала, вновь подняв ногу над тротуаром, но опустила её на нечто мягкое. Раздался визг: сначала его издала придавленная её ногой крыса, а затем сама Каролина, отпрыгнув назад и чувствуя, как маленькая тварь перебирается через её вторую ногу и семенит к сточной канаве.
– О, – сказала она, дрожа всем телом. После такого, несмотря даже на шубу, она похолодела до костей. Каролина поспешила вперед, и, увидев первый дом, озаренный льющимся из окон на тротуар светом, подошла и прижалась носом к окну.