Завод по производству облаков

Я выглянула в окно нотариальной конторы, что располагалась на втором этаже серого неприметного здания. Прикрыла глаза, пытаясь представить себя на месте бабушки.

Скорее всего, она ехала сюда на такси, ведь путь из нашего городка неблизкий. И вряд ли расхаживала по городу в ее болезненном состоянии. Максимум, куда она ходила в последнее время – так это до ближайшего магазинчика, да и то с большим трудом.

И тут я заметила напротив здания вывеску. Банк.

Я мысленно вышла из нотариальной конторы и остановилась. Представила таксиста, который ожидает старушку. А той нужно спрятать документы от Надежды Петровны. Она ведь никому не сообщила, куда направляется, ее уже наверняка ищут...

На ее месте я пошла бы в этот банк и положила бумаги в ячейку.

– Хорошо, спасибо вам! Дальше я сама! – бросила я недоумевающему нотариусу. Выскочила из кабинета и мгновенно сбежала по лестнице.

С нетерпением дождалась, пока включится зеленый свет. И ворвалась в здание банка: запыхавшаяся и взволнованная.

– Подскажите, у вас есть ячейки для хранения? – выпалила с ходу.

– Есть. Девушка, возьмите в терминале номерок и дождитесь своей очереди…

– Мне нужно узнать, не арендовала ли у вас ячейку моя бабушка!

Меня проводили в какой-то кабинет, где я показала свидетельство о смерти. И уже через несколько минут выяснилось, что бабушка действительно оплатила ячейку на год вперед. Меня даже заколотило. Почему-то казалось, что там могут быть не только документы. Но и что-то крайне важное...

У меня ушло несколько часов, чтобы все оформить, пригодилась и копия завещания. К счастью, нотариальная контора находилась поблизости. И мне ничего не стоило курсировать между двумя зданиями.

Когда все формальности были улажены и ячейку наконец-то открыли, я замерла, ничего не видя из-за слез, что покатились из глаз бусинами. Даже не слышала, что говорил мне банковский работник. Лишь достала дрожащими руками бумаги, аккуратно сложенные в файл. Под ними лежало письмо, которое я не стала раскрывать при чужих.

Письмо, адресованное мне...

Только оказавшись дома, я распечатала конверт и вчиталась в строки, написанные дрожащим почерком старушки:

«Милая моя внученька! Если ты это читаешь, то меня уже нет в живых. Я совершила ошибку, поверив почти чужому для меня человеку. Лишь ты все эти годы по-настоящему меня поддерживала и любила, как только может любить человек. Я это поняла. И сделала все, чтобы исправить свою роковую оплошность. Прости меня, если сможешь! Чувствую, мне немного осталось на этом свете. Но я прожила жизнь не зря. Я прожила ее ради тебя, как ты сама живешь ради сына. Дом и все, что у меня есть, я оставляю тебе. Этот дом – больше, чем просто здание. Он – часть нашей семьи, часть тебя самой. Он – живая история нашего рода. Еще мой дед всегда говорил, чтобы мы не позволяли его снести и что в один прекрасный день он принесет удачу семье Даниловых. Береги себя и Митюшку. И знай, что я всегда тебя любила…» 

Ульяна

Здание суда окутали густые сумерки. Я вышла усталая и опустошенная. Пятки падали на ступеньки и, казалось, я шла машинально, просто потому что не могла остановиться.

Я… выиграла…

Наверное, мне нужно было прыгать от радости и злорадствовать в лицо Надежде Петровне. Но вместо этого, глядя на ее бледное, злое, совершенно растерянное лицо, я не чувствовала ничего. Ни-че-го.

Я вернулась в родной город ради наследства.

Но с тех пор столько всего случилось…

Орлов, в первую очередь.

И вот между нами навсегда легли мои слова «Уходи и никогда больше не возвращайся».

Он не вернулся. Не приехал к Зинаиде Ивановне под очередным благовидным предлогом, за которым хорошо читалось намерение просто меня увидеть.

Он не зашел к нам в отдел, когда я еще сидела с документами, а остальные уже разошлись по домам. Я иной раз задерживалась, хотя и нечасто. И он ни разу не позвонил.

Я сама этого дико хотела, требовала, надеялась.