Оставшееся до возвращения мужчин время, я пребывала в раздумьях. В один день я решала вернуться домой, а в другой нет. Мама, Васятка, бабушка. При мысли о них сжималось сердце. Но стоило подумать, что там не будет Антипа, как начинала противиться возврату. Пусть и тут он не мой, но могу видеть его, наблюдать за ним, слоняясь тихой тенью, или сидя у себя в укрытии.
Возвращение вышло неожиданным. Мирон убежал за водой к реке, а я сидела возле землянки, связывая травы в пучки, готовя на просушку. Услыхав топот копыт, бросила занятие и подскочила бежать навстречу: Антип примчался на загнанном Буяне, с ободранными боками, в окровавленной рубахе.
- Где Мирон? - крикнул он мне, спрыгивая.
- По воду ушел, - растерянно сказала я, подбежав. - Что стряслось?
Антип направился в землянку мужиков, бросив мне:
- Как вернется, посылай ко мне.
Я кинулась поторопить Мирона. Только завидев его, замахала руками и закричала:
- Скорее, скорее, там Антип вернулся, кровь у него.
Дядька побежал, я хваталась за одно ведро, помогая, таща. Туда, показала я рукой, на землянку, когда подбежали. Я проникла внутрь, вслед за Мироном, перепугавшись и дрожа. Уж больно напомнила эта картина, кровавой рубахи, погибель Степана. Мирон сноровисто снял, с сидящего закрыв глаза Антипа, рубаху, отшвырнув на пол.
- Настой тащи, рубаху чистую, - скомандовал он мне.
Исполнивши приказ, я тут же вернулась. Антипа лежал на лавке, а Мирон промывал ему руку. Рана была неприятной. Рассечённая кожа плеча, раскрывала мясо, сочившаяся кровь, словно не собиралась останавливаться. Дядька принял из моих рук настой и велел мне разорвать рубаху. Рубаха была моей, та что расшитая, и никак не желала рваться. Тогда я хватила ее зубами, надорвав. Мирон полил рану настоем, а потом посыпал золой из печи и стал заматывать кусками рубахи. Когда рана была замотана, он впервые обратился к Антипу:
- Остальные где?
- Кто где.... - ответил он и попросил меня: - Санька, выйди.
- А если не выйду? - попробовала я, воспротивиться.
- А ну брысь, - сказал он и чуть заметно мигнул, а я залилась краской и выбежала.
О чем они говорили, неизвестно, но вернулись вместе. Антип завалился спать в нашей землянке, на место где спал раньше, пока не перебрался в шалаш. Дядька вышел посмотреть и прибрать Буяна, а мне велел собирать вещи, самое необходимое. «Завтра с рассветом уходим отсюда - опасно тут теперь», сказал он.
Утром Мирон, взяв мешок и лопату, запрыгнул на Буяна и наказав мне перевязать руку Антипа, ускакал. Я размотала рану и невольно зажмурилась на мгновение. Рана была неприятной, багровой, с черными от пепла разводами.
- Давай сам, подай мне настой, - сказал Антип.
- Несподручно самому, это я сначала только испугалась, больше не буду.
Он выставил плечо, а я, поддерживая одной рукой его руку, второй лила понемногу настой. Рана снова принялась кровоточить. Сложив кусок рубахи в несколько раз, обильно смочила его в настое, и приложила к ране, а потом постаралась перевязать потуже.
- Возьмем с собой остатки настоя, а по пути нужно найти камыш, - сказала я, закончив перевязку.
- Камыш? Зачем он нам? - спросил он.
- Бабушка говорила, что он кровь хорошо останавливает.
- Вот оно что., - улыбнувшись, сказал Антип и взял меня за руку. - Спасибо тебе, Санька.
Я подняла взор, чтобы ответить, наши глаза встретились. Я тонула, я пропадала в этих двух безднах, этой пристани, с цветущей по жаркому лету водой, словно в заводи. Хоть и был его взгляд, не таким, как обычно, без озорства и без неприязни, я все же первая отвела свой. «Да. гляделки не для тебя, Санька», только и успела подумать я.
- Едут, уходите, - вбежал взволнованный Мирон. Он не кричал, не поднимал шума, но говорил четко, словно приказывал. - Душ пять, а то и больше. Антип, увози Сашку, я их отвлеку.
- Уходи заячьей тропой, немедля. А мы на Буяне, - поднялся Антип, схватив меня за руку. - Идем, Санька.
Мы выскочили из землянки. Я только и успела подумать, что не взяла ни тряпья, ни настой для Антипа, как он уже подсадил меня на коня. Забрался сам и, стукнув Буяна пятками по бокам, крикнул Мирону:
- В Кормаково не суйся, к Харитону иди.
Буян уже набирал ход, как я услышала наших преследователей. Они немного притормозили у землянок, а потом разобравшись, услышав нас или заметя, пустились в погоню.
Глава девять
Я постоянно поворачивалась, пытаясь рассмотреть, далеко ли преследовавшие.
Лохматые лапы елей и, щедро усыпанные листвой, березы, не позволяли разглядеть в полной мере. Буяну было тяжело, он был измотан, это было понятно, даже мне, ничего не смыслившей в лошадях. Мне казалось расстояние, разделявшее нас, сокращалось неумолимо, все ближе были слышны их возгласы, окрики и звук копыт. Антип сильнее погнал коня, принуждая его развивать прыть и скорость, пытаясь оторваться. Ветки ельника хлестали по лицу мне, да по морде Буяну. Склонившись к нему на шею, я обняла коня, обронив взгляд назад. Теперь я их не видела и голоса раздавались чуть дальше. Мелькнула надежда: «Уйдем, должны уйти!»