Завод войны

— Я должен остаться здесь и следить за ситуацией, — заключил Амистад, когда файл закрылся и тут же самопроизвольно начал стираться.

Я был, бесспорно, восхищен, но… Да, тут происходило нечто интересное и, несомненно, важное, однако все это — не для меня. Это просто результат действий Пенни Рояла, но самого ИИ тут больше нет. А именно ИИ являлся центром моего внимания — и смыслом существования.

— Смотри. — Амистад ткнул клешней вниз.

Я повернулся и увидел, как меньший капюшонник двигался прочь от Ткача, сейчас стоявшего возле здания, стены которого сотрясались, раздираемые изнутри мощными ударами. Техник, восстановленный и воскрешенный своим малым собратом, вылезал на простор, навстречу утру Масады.

— Я должен остаться, — торжественно повторил Амистад.

— Да. Полагаю, должен, — ответил я, отворачиваясь.

Мое дело — Пенни Роял.

Отец-капитан Свёрл

Вероятно, стимулом послужило то давнее возбуждение, а может, дело в месяцах ожидания и наблюдения, перемежавшихся моментами лихорадочных действий, когда Цворн запускал что–нибудь в систему Литорали. Или в напряженном предчувствии этих атак, интервалы между которыми зачастую затягивались. Еще более вероятно, что виновник — некие внутренние прадорские биологические часы, однако, каким бы ни был побудительный мотив, отец–капитан Свёрл знал, что вот–вот переживет очередной скачок роста. Несколько последних недель кисты жировой ткани стремительно набухали, а сейчас он дрожал от напряжения, ощущая себя беременным. Свёрл чувствовал, как растет внутреннее давление, а при глубоком сканировании собственного тела видел горячие точки, странные химические реакции и расширявшиеся мертвые зоны.

Разглядывая через сканер хвост, прадор решил вновь удалить его, не дожидаясь скачка. Мягкие бугры плоти скрывали стопроцентно человеческие позвонки, соединявшиеся с его основным мощным телом, которое за много минувших лет приобрело сходство с человеческим черепом; панцирь размягчился, да и внутри все изменилось радикально. Гротескная трансформация, инициированная Пенни Роялом, между скачками шла медленно, и сейчас Свёрл мог видеть ребра, выраставшие из чуждого позвоночника, точно побеги сорных растений. Ребра уже изгибались, заключая в клеть крупную, недавно образовавшуюся кисту, в которой уже смутно маячили проступавшие человеческие органы. И, словно бы и этого было еще недостаточно, позвоночный столб соединился с окружающими его мышцами и теперь наводил связи с нервной системой, а через нее — с человеческой мозговой тканью, разраставшейся внутри и снаружи главного прадорского ганглия. Свёрл чувствовал этот кошмарный побег, он даже мог шевелить им, иногда и помахивать. Но нет, когда он в прошлый раз избавился от хвоста, тот вырос снова — процесс занял много мучительных месяцев, а единственным эффективным способом обезболивания оказалось погружение задней части тела в огромную лохань с ледяной водой.

Свёрла затрясло еще сильнее — словно от одной только мысли о хирургическом вмешательстве, — и он лег на брюхо прямо на пол своего уютного маленького кабинета, с отвращением ощущая, как низ туловища расплющивается под его весом, чего никогда не случалось, пока его защищал твердый панцирь. Да, его основное тело стало похоже на человеческий череп, но в нем не росли кости, и, медленно и неуклонно утрачивая панцирь, он терял также прочные внутренние связи. Свёрл становился омерзительно мягок.

Непрекращавшаяся дрожь обрела ритм, обернувшись конвульсиями. Как всегда в таких случаях, ИИ-компонент отключился, отсекая от себя страдания двойственного органического мозга, и наблюдал за изменениями через подвешенный наверху глубинный сканер. Температура быстро поднималась, давление внутренней жидкости нарастало, сердце колотилось со скоростью, которую не пережил бы ни один нормальный прадор. И Свёрл увидел скачок. Все внутренние связи панциря растворились, ткани человеческого мозга, враставшего в прадорский ганглий, вспучились, органы сместились, причем одни выросли, другие съежились, жировые запасы практически исчезли, сожженные скачком роста. Хвост мотался из стороны в сторону, внутри него зародились кости конечностей, выбросив по сторонам четыре побега–кисти. Свёрл стал пятнистым, он весь будто покрылся нарывами, сбрасывая упрямые куски панциря, под которыми обнажалась розовая кожа. Черные экскременты текли из его ануса, прадора рвало жидкой кашицей, желтый гной сочился из его человеческих глаз. Но вот судороги прекратились, температура начала падать, и наконец два часа спустя все завершилось.

Куда же ведет эта трансформация? Как сможет маленькое человеческое тельце, выраставшее из его хвоста, поддерживать гигантскую, лишенную костей голову–череп? Почему сканирование показывает, что ему следует изменить диету, включив больше овощей, и советует сделать освещение кабинета ярче, чтобы не страдать от авитаминоза? Порой все происходящее казалось Свёрлу абсурдной, чудовищной шуткой. А если теперь, когда кульминационный ее момент миновал, шутник готовит для него вещи посерьезнее?