Заводная и другие (сборник)

Ну и ладно. Не имеет значения. Раз он не может найти белые кители, чтобы они сделали свою работу, тогда он пойдет и утопится. Отправится к реке и бросится в ее грязные воды. Мысль о том, что течение отнесет его к океану, показалась Трэну привлекательной. Он закончит свой путь в пучине, как его клиперы. Он глотнул виски, потерял равновесие и снова оказался на земле, проклиная белые кители, «зеленые повязки» и влажные мачете.

Наконец ему удалось доползти до дверного проема, чтобы отдохнуть с чудом уцелевшей бутылкой виски в дрожащей руке. Он прижал ее к груди, как последний кусочек бесценного нефрита, улыбаясь и тихо хихикая – виски уцелело. Он не хотел, чтобы итог его жизни разлетелся вдребезги на камнях мостовой.

Трэн сделал еще глоток. Над головой у него сияли звезды метановых фонарей. Отчаяние имеет цвет мерцающей зелени, почти бордовой в темноте ночи. Раньше зелень подразумевала такие вещи, как кориандр, шелк и нефрит, теперь же означала кровожадных мужчин с повязками патриотов и долгие голодные ночи, проведенные на свалках. Фонари мерцали. Целый город отчаяния.

По противоположной стороне улицы, стараясь держаться в тени, быстро перемещалась какая-то фигурка. Трэн наклонился вперед и прищурился. Сначала он решил, что это белый китель. Но нет, фигурка выглядела слишком испуганной и воровато оглядывалась. Это была женщина. Точнее, девушка. Симпатичное существо с аккуратным макияжем. Соблазнительная девушка, которая двигалась как-то рывками, словно…

Пружинщица!

Трэн усмехнулся, на его лице застыла довольная улыбка при виде противоестественного существа, крадущегося сквозь ночь. Заводная девушка. Пружинщица Ма Пинга. Искусственно созданная плоть.

Она скользила из одной тени в другую, опасаясь белых кителей даже сильнее, чем старый желтобилетник. Бездомный призрак ребенка, вырванный из естественной среды обитания и оказавшийся в городе, который презирал все, что она собой представляла: ее генетическое наследие, тех, кто ее создал, наконец – призрачное отсутствие души. Она бывала здесь каждую ночь, пока он рылся среди выброшенных дынных корок. Да, она была здесь, металась в душном и жарком мраке, пока он ускользал от патрулей. И, несмотря на все, выживала.

Трэн заставил себя выпрямиться, покачнулся, пьяный и ослабевший, и последовал за девушкой, одной рукой сжимая бутылку, другой опираясь о стену, когда его больная нога подламывалась. Какая глупая прихоть, но пружинщица полностью завладела его отуманенным виски воображением. Ему захотелось незаметно последовать за невероятным японским существом, незваной гостьей в чужой стране, еще более презираемой, чем он сам. Возможно, попытаться сорвать поцелуй. Быть может, защитить от ночных опасностей, делая вид, что он не жалкая скелетообразная карикатура на мужчину, а все еще тигр.

Пружинщица кралась по самым темным из переулков, мрак защищал от белых кителей, которые могли схватить ее и уничтожить прежде, чем она успела бы открыть рот. Чеширы мяукали, когда она проходила мимо, ощущая присутствие существа, еще более извращенного, чем они сами. Королевство было до такой степени наводнено болезнями и животными, монстрами, продуктами биоинженерии, что уже не могло за ними уследить. Они могли быть маленькими, как серая бахрома фагана, и огромными, как мегадонты. И пока королевство пыталось к ним адаптироваться, Трэн крался за пружинщицей, и оба были столь же инвазивными, как пузырчатая ржа, и столь же желанными.

Несмотря на резкость движений, девушка держалась совсем неплохо, и Трэн с трудом поспевал за ней. Его колени скрипели, и он стискивал зубы от боли, иногда падал со сдавленным криком, но упорно продолжал идти дальше. А пружинщица быстро ныряла в очередной сгусток темноты, ее дерганая походка показывала каждому, что она не человек, какой бы красивой ни была. Какой бы умной и сильной она ни выглядела, какой бы гладкой ни казалась ее кожа, она оставалась заводной куклой и должна была служить – каждое движение выдавало ее происхождение, каждый неровный шаг.

Наконец, когда Трэн решил, что ноги окончательно отказались ему подчиняться и он не может двигаться дальше, девушка остановилась у черной пасти разваливающегося высотного дома, башни столь же высокой и пришедшей в упадок, как та, где ночевал Трэн, еще одного осколка Экспансии. Откуда-то сверху доносились музыка и смех. В окнах верхнего этажа мелькали тени, озаренные красным светом, Трэн разглядел силуэты танцующих женщин, услышал громкие голоса мужчин и бой барабанов. Пружинщица исчезла внутри.