Заводная и другие (сборник)

– Думаешь, я сам виноват?

– Сейчас уже нет смысла кого-то виноватить, – вздыхает генерал. – Ты зарабатывал врагов, а я тебе не мешал. – Он берет Джайди за руки. – Надо, чтобы ты публично извинился – пусть будут довольны.

– Ни за что.

– Ни за что? – Прача грустно усмехается. – Спрячь-ка эту свою дурацкую гордость. – Потом показывает на фотографию Чайи и говорит презрительно: – Что, по-твоему, они сделают дальше? Мы с такими хийя не сталкивались с самой Экспансии. Для них главное – деньги, богатство. Сейчас ее можно спасти. А вот если ты не угомонишься – точно убьют. Это звери. Итак, ты публично попросишь прощения за якорные площадки, потом тебя разжалуют и переведут – скорее всего на юг, будешь работать в лагерях желтобилетников. – Он снова вздыхает и, глядя на фотографию, прибавляет: – И если действовать очень-очень тонко, и если нам невероятно повезет – есть шанс, что вернем ее. Не надо на меня так смотреть. Будь это поединок на ринге – поставил бы на тебя все свои деньги. Но в этом бою другие правила. – Прача почти умоляет: – Пожалуйста, сделай, как я сказал. Прогнись под этим ветром.

12

Откуда Хок Сену было знать, что эти, тамади, якорные площадки закроют? Что Бангкокский тигр пустит по ветру все его взятки?

Старик вздрагивает, вспоминая разговор с мистером Лэйком, – как пришлось пресмыкаться перед бледнотелым монстром, словно перед божеством каким, раболепствовать, пока тот гневался и кричал, швыряя ему в лицо газеты с портретами Джайди Роджанасукчаи, этого человека-проклятья, этого тайского демона.

– Кун… – хотел возразить Хок Сен, но мистер Лэйк и слушать не стал.

– Ты говорил, что все устроено! Скажи-ка, почему бы мне тебя не уволить?

Старик вжал голову в плечи, уговаривая себя не устраивать спор и объяснить все спокойно.

– Кун, не только вы потеряли груз. Это из-за «Карлайла и сыновей». Господин Карлайл слишком близок к министру торговли Аккарату и постоянно дразнит белых кителей, оскорбляет их…

– Не уходи от вопроса! Водорослевые ванны должны были пройти таможню еще на той неделе. Сам сказал мне, что раздал взятки. А теперь оказывается, что деньги-то придержал. Не Карлайл тут виноват, а ты. Ты!

– Кун, это все Бангкокский тигр. Он – настоящее бедствие, землетрясение, цунами. Откуда я мог знать…

– До чего мне надоело твое вранье! Думаешь, раз я – фаранг, то тупой? Думаешь, не вижу, как ты колдуешь над бухгалтерскими книгами? Как хитришь, лжешь, вынюхиваешь…

– Я не лгу…

– Мне плевать на твои объяснения и отговорки. Ты мне дерьмо в уши льешь! Меня не волнует, что ты там говоришь, думаешь и предполагаешь. Меня волнует только результат. Чтобы через неделю на конвейере была надежность в сорок процентов, или убирайся назад в башни к своим желтобилетникам. Вот такие у тебя варианты. Даю месяц, а потом выпинываю под зад и беру другого управляющего.

– Кун…

– Ты меня хорошо понял?

Хок Сен понуро опустил голову, радуясь, что это существо не видит его лица.

– Хорошо, Лэйк-сяншен. Все будет, как вы сказали.

Заморский демон вышел из конторы, не дослушав. Старик был так этим оскорблен, что уже собирался плеснуть на сейфы кислотой, забрать оттуда все документы, и только дойдя до них, кое-как унял ярость.

Случись на фабрике вредительство, укради кто-нибудь бумаги – на него подумали бы в первую очередь. Раз он намерен хорошо устроиться в королевстве, марать свое имя ему больше нельзя. Белым кителям не надо особого повода, чтобы лишить желтобилетника последних прав и вышвырнуть нищего китайца вон из страны прямо в руки фундаменталистов. Терпение. Продержаться на этом, тамади, заводе еще один день.

Поэтому Хок Сен берется за дело: гоняет рабочих, дает добро на дорогой ремонт, подмазывает кого надо – в ход идут даже запасы личных, когда-то ловко присвоенных им денег; лишь бы мистер Лэйк не начал требовать большего, лишь бы этот заморский, тамади, демон не стер его в порошок. Трудяги испытывают конвейер, драят старые детали и разыскивают по городу тиковый ствол для главного вала.

Через Чаня-хохотуна он пообещал награду каждому желтобилетнику, кто раздобудет в руинах, оставшихся с эпохи Экспансии, материалы, если те помогут восстановить фабрику раньше, чем придут муссоны и по реке сюда сплавят дерево для оси.

Хок Сен страшно нервничает: его замысел должен был вот-вот осуществиться, а теперь все зависит от конвейера, который никогда толком не работал, и от людей, которые ничего не умеют. Он уже готов пойти на шантаж и рассказать этому, тамади, демону, что – спасибо Лао Гу – в курсе его неофициальной жизни, что знает обо всех визитах в библиотеки, старые дома. И о необычайном интересе к семенам растений.

Но самое странное и поразительное – Лао Гу летел к нему с этой новостью сломя голову – это пружинщица. Нелегальный генетический хлам. Девушка, к которой мистер Лэйк привязался как наркоман и сохнет по ней. Которая, по словами рикши, бывает у него в постели, причем постоянно.

Потрясающе. Отвратительно.

И весьма кстати.