Гринчук уже ушла домой, обиженная на Тоню. В цехе было тихо, слесари ставили стержневые ящики для второй смены. В темной конторке четверо электриков играли в домино, изо всей силы лупили костяшками по фанерному столу.
— Засушил! Давай.
— Погоди...
— Ну, давай, давай, примак. Думает — будто корову проигрывает.
Тоня зажгла им свет и позвонила Корзуну:
— Зайди ко мне на участок.
— Ты, слышь, как начальник приказываешь,— отметил он.
— Не трепли без толку свое самолюбие, оно тебе пригодится, Корзун...— Ребята,— сказала она.— Забирайте свои кости, у мёня совещание.
Они торопливо застучали костяшками.
— Беру конца. Ходи, примак.
— Сашок, дай ему. Скажи, примак тоже человек.
— Как же. Тещину кошку на вы называет.
— Рыба. Считай очи. Семнадцать. Козлы.
— Скажи ему, у нас равноправие. У нас что теща, что примак — все равны.
— Ну давайте, давайте, ребята,— вытолкнула их Тоня.
Пропустила Корзуна и закрыла дверь.
— Ну что, начальник? — усмехнулся он.
— Зарвался ты, Корзун. С ультразвуком ты промахнулся.
— Тебе ругаться хочется? Так мне некогда. Ругаться на колхозный рынок иди.
Тоня вытащила из стола пачку протоколов, бросила на стол:
— Здесь весь твой эксперимент. Так вот, три дня установка не работала, ее чинили, и в сменном журнале энергетика это записано. А анализы за эти дни ничем не отличаются от прочих, с ультразвуком. Это раз...
— Что ты мне суешь анализы? Расход щелока нам удалось уменьшить?
— Только на бумаге. Нормы расхода были завышены. Это я добилась, мне это нужно было, а ты подписал. Учти, если сегодня на совещании ты хоть слово скажешь против селитры, тебе на заводе не работать. Ты меня знаешь. Надеяться на поддержку Шемчака не советую.
Она подумала, что надо бы говорить с ним мягче.
— Погоди, Антонина, что ты в бутылку лезешь? Я тебе говорил разве против селитры? Просто действовали вы с Тесовым неумно.
Он даже забыл обидеться, и Тоня пожалела его. Если разобраться, ему в цехе нелегко. Ему бы полегче работу. Однако она помнила: расслабляться с ним нельзя.
— Сядешь около меня на совещании,— сказала она,— и только пикни. Учти, с Брагиной ссориться не лучше, чем с Шемчаком.
Дверь открылась, заглянул Валя.
— Пора, Антонина.
Он шел рядом и рассказывал:
— Хорошо, что я удержался. Как он мне это сказал, я чуть было его не двинул.. Сжимаю кулаки и думаю: за что?
— Если ты еще раз скажешь «за что»,— перебила Тоня,— я тебе сама объясню. По-своему.
— Не понял.
В кресле Важника сидел заместитель главного инженера Сысоев. «Директора не будет»,— с облегчением подумала Тоня. Важник и Шемчак устроились по обе руки Сысоева друг против друга. Сысоев, человек вообще веселый и компанейский, держался по-домашнему:
— Ну что, начнем? Не вовремя вы, ребята, дров наломали, как раз к приезду комиссии. Теперь надо Рагозину ваши головы принести. На блюдечке с голубой каемочкой. Ну, давайте. Сами будете признаваться или как?
— Сами не будем,— скромно поздержал шутку Шемчак.
— Я так понимаю: освоение новой техники, ультразвуковой установки, вызвало временное увеличение брака,— подсказал Сысоев.— Потом это с лихвой окупится, у вас, конечно, уже продуманы необходимые мероприятия...
По кабинету прошел легкий шум. Так бывает, когда вдруг спадает напряжение и люди одновременно принимают удобные позы, расслабляются, переводят дыхание, улыбаются. Хорошо иметь дело с понимающим человеком. Однако Шемчака это не устраивало.
— Позвольте мне,— сказал он.— Вы нам даете удобную лазейку: освоение новой техники. Но ультразвук уже освоен. Он дал значительную экономию и не вызвал никакого брака. Прятаться за него и покрывать им свои безобразия нам не с руки. Произошло же событие не совсем ординарное. Сегодня мне доложил об этом начальник техчасти. Не знаю, поставлен ли в известность Николай Александрович, но без моего ведома начальник участка Брагина провела доморощенный эксперимент, который кончился весьма плачевно.
Сысоев, как и все, недолюбливал и побаивался Шемчака, поэтому сначала он слушал с иронической улыбкой, но потом растерялся, словно не знал, каким выражением лица эту улыбку заменить.
— Что вы там натворили? Корзун, ты можешь мне объяснить?
— Да тут, Виталий Борисыч... — замялся Корзун.— Тут, в общем-то... Партизанила, конечно, Брагина... Эксперимент надо проводить по правилам, карту опыта открыть... Поторопилась. Но я не думаю, что брак из-за этого. Идея, может быть, неплохая...
— Так кто же виноват, что брак? — нетерпеливо спросил Сысоев.
— Вы ж знаете, литейное дело темное... бывает..
— Вот так здоров! Так я и скажу директору. А он мне знаешь что скажет?
Корзун улыбнулся, приготавливаясь услышать шутку.
— Он мне скажет: ты, Сысоев, виноват. И правильно скажет.
— Так что же, Корзун? — жестко спросил Шемчак.— Сделав столь неожиданное заявление, вы, наверно, имеете в виду объяснить, откуда брак?
— Может быть, мне дадут сказать? — тяжело задышал Важник.
Сысоев кивнул. Важник надел очки, приблизил лицо к листку бумаги и начал: в мае цех поставил столько-то отливок блока, план был столько-то, брак — столько-то. В июне...
Он долго сыпал цифрами, потом снял очки.