— Как видите, мы в состоянии обеспечить литьем все потребности завода. Но на этой неделе действительно выскочили по браку стержней. Как я понял, главный металлург не разобрался еще в причине этого, а разобраться он должен, потому что в помощи его мы нуждаемся очень. Мы уже неоднократно обращались к вам, Сергей Владимирович, с этим вопросом.
Шемчак не понимал, куда он клонит, однако скрывал это и слушал с безмятежным лицом.
— Нам не впервые завозят негодный щелок,— продолжал Важ- ник.— Был один случай в марте и вот на этой неделе опять. Может быть, надо сменить поставщика, может, еще что-то, мы тут своими силами сделать, естественно, ничего не можем. Слезно вас просим, Сергей Владимирович, помогите нам как главный металлург, урвите время от своих изобретений...
Сысоев прикрыл веками заблестевшие глаза. Он был доволен, что Шемчака «поставили на место».
— Николай Александрович ничего не сказал о селитре,— напомнил Шемчак.
Важник умел когда надо проявить праведный гнев, эдакое отсутствие дипломатии, эдакую прямоту:
— Да за селитру скажи нам спасибо! Щелок негодный шел, а твой ультразвук ничего не давал, что нам было делать?!
— Стоять, если негодный материал.
— Мы здесь, кажется, обсуждаем, почему литья не хватает. Если стоять, его не прибавится!
— Так что же с щелоком, Сергей Владимирович? — спросил Сысоев.— Может быть, поставщика сменить?
— Важник выносит на обсуждение сырой вопрос. Я еще не могу на него ответить.
— Да, хорошо было бы преподнести это Рагозину,— мечтательно сказал Сысоев.
Шемчак дозвонился по телефону до отдела снабжения и передал трубку Сысоеву. Все молча слушали, как тот распекал начальника отдела, потом вернул трубку Шемчаку и сказал:
— Кто будет вести протокол? Корзун, пиши: «Просить министерство принять меры по улучшению качества поставляемых...» — Закончив диктовать, он весело посмотрел на всех: — Однако не надейтесь, что всем это сойдет. Пиши, Корзун: «За использование в производстве негодного щелока начальнику чугунолитейного цеха Важнику Н. А. объявить замечание, начальника участка Брагину А. М. лишить премии на сто процентов».
— Что же мне, стоять надо было? — для приличия возмутилась Тоня.
Сысоев лукаво подмигнул:
— Ох, какая горячая! Будто я вас первый день знаю. Вас не очень- то и обидишь..
Возвращаясь домой, Тоня вспоминала лицо Корзуна, когда к нему обратился Сысоев, и улыбалась. В почтовом ящике было письмо от стариков и свернутый вчетверо листок из записной книжки. Сначала Тоня развернула листок и прочитала:
«Дорогая невестка! Надеюсь, ты ведешь себя хорошо. Сегодня получил письмо от наших из Крыма. Они довольны жизнью. Олька поправляется. Если тебе что нужно — звони. Привет от Валерии. Дай знать о себе. Мать почему-то о тебе беспокоится. а я уверен, что ты как всегда молодец. Хотел познакомить с тобой симпатичного человека. Аркадий».
В конверте был Олин рисунок — обычные ее домик, елки и цветы ростом с елку, но теперь правый нижний угол был исчиркан синим карандашом — море. Растроганно улыбаясь, Тоня прочла четыре странички мелких, аккуратных строчек свекра — дотошный, с массой цифр отчет о дороге в Крым, о погоде, режиме дня, описание жилья, перечень цен на базаре, пересказ беседы об Оленьке с каким-то очень крупным местным специалистом. В конце стояла роспись: Брагин. Несколько строчек свекрови: «Как ты, наша Танюшка?» И в конце большими печатными буквами: «Мама целую тебя приезжай Оленька». Буквы «у» и «е» были нарисованы неправильно. «Господи,— счастливо вздохнула Тоня.— Только бы все были здоровы». Она с удивлением подумала, что за весь день ни разу не вспомнила о дочери.
Глава шестая
Аркадий Брагин
Три недели не было дождя и стояла, не смягчаясь ночами, редкая для города изнуряющая духота. В лабораториях не могли раскрыть окна — с разбитой напротив стройплощадки плыла повисшая в воздухе горячая пыль. И вот...
Лаборантка охнула, подбежала к окну и распахнула его. Аркадий еще не понял, что случилось, он еще видел, как клубилась вслед за машинами пыль на белых дорогах, а перед ним уже летели вниз первые дождевые струи, окрашенные пылью со стен. Неровный лесистый горизонт сразу стал размытым. Быстро темнело. Струи, все больше наклоняясь, хлестали сбоку.
Дороги испятнались оконцами луж, кипящих под ливнем. По опустевшей стройплощадке полз тупоносый «газик», словно облитый темным густым маслом. Под правой фарой слепо горел огонек — не выключенный указатель поворота.
Запотели стекла, в комнате стало совсем темно. И вдруг чуть изменился ветер, в окно сильно дохнуло свежестью, капли застучали по жестяному карнизу, отскакивая в комнату, лаборантка счастливо ойкнула и отпрянула от окна. Вдалеке по дороге шел застигнутый дождем человек. Рубашку и туфли он нес в руке, брюки завернул до колен. Лаборантка и Аркадий следили за ним и не замечали своих улыбок.