XI. Аббатство Бек
Зимними холодными ночами, заглушая рев моря,
его манил перезвон монастырских колоколов.
Мэтью Арнольд
Чтобы уйти от феодальных повинностей и постоянных военных действий, был только один путь — полностью отказаться от земных радостей и найти убежище в монастыре, посвятив себя святым делам. Монашество часто служило единственным оправданием для того, чтобы посвятить себя искусству, литературе или скрыть свое неприятие военных устремлений. Это были не только духовность и стремление к благочестивому образу жизни, которые вдохновляли на затворничество и монашеское презрение к земным благам. Росту и укреплению могущества церкви способствовали не только народные суеверия или признание существования настоящей духовной жизни, но и мирская мудрость паствы. Литераторы, ученые мужи и философы часто были под стать военной части общества, солдатам Нормандии и великим полководцам, которые могли доказывать доблесть лишь силой стратегии и мечей.
Вильгельм быстро признал набирающее мощь духовенство и хорошо защищенную силу заключенного в монастырях общественного мнения. Будучи солдатом и земным человеком, он подавлял желания и, отличаясь рыцарской строгостью и простотой жизни, следил за тем, чтобы почитались монастырские законы, что не мешало ему, однако, быть типичным представителем того воинственного времени. Вильгельм не считал себя праведником, поскольку за ним был грех тайных преступлений против соперников. Мастерское использование того, что один древний писатель называет "стремительной сменой событий", так же способствовало его военной славе, как и любой другой элемент его тактики и стратегии. Вильгельм стремился завоевать симпатии Папы Римского, а от запретов и проклятий церкви уходил всеми возможными способами. Рассказ о его женитьбе — яркое подтверждение его смелости, решительности и настойчивости в достижении поставленной цели — получении поддержки духовного владыки, несмотря на препятствия, которые обескуражили бы более слабого человека. Добиться того, против чего возражала церковь, означало оказаться сильнее церкви.
Таким образом, в Нормандии налицо были две великие силы: первая — военный дух, любовь к приключениям, активности и волнениям и вторая — сильное религиозное чувство, которое нередко заставляло первое быть своим слугой и иногда побеждало. Что подвигло норманнов более активно служить церкви, религиозные предрассудки или искреннее приятие идей христианства, — это тема для отдельной дискуссии. Ученые и праведники во все времена были стимулом развития, люди просто не могут не попасть под влияние находящихся среди них истинных последователей Христа и его служителей.
Несомненно, существовало большое количество суеверных ритуалов и обычаев, а люди были доверчивы и наивны. Бесспорно и то, что это позволяло осуществлять удивительный контроль над невежественными умами. Стоя так близко к языческому прошлому, люди, населявшие огромные и относительно отдаленные районы Нормандии, безусловно, запутывались в еще сохранявшихся остатках древних верований. И все же, несмотря на символы веры рыцарства, более явственно религиозное чувство проявлялось в камне и в известковом растворе, в облачениях и постах, покаяниях и щедрых дарах, а не в обычных вере и жизни по божеским законам. Во времена Вильгельма Завоевателя или до него представители нормандской знати считали, что их владениям недостает главного, если в каком-нибудь уголке не поселится колония монахов. Для богатого человека считалось необходимым основать монастырь или какой-нибудь религиозный дом, и это было самым счастливым событием для учеников того времени. Профессия писателя уже становилась достойной и почитаемой, а ученики Беды Достопочтенного и других благородных учителей как с севера, так и с юга уже "посеяли хорошие семена" на просторах Европы.
Именно в те времена были основаны многие знаменитые школы, и в более мирный ранний период правления Вильгельма Завоевателя религия и наука развивались в Нормандии быстрее, чем когда-либо прежде. Было достаточно средств для их поддержки, в селах производилось достаточно продуктов, а крупные центры промышленности и мануфактуры, такие как Фалез, процветали. Стать монахом было так же почетно, как и солдатом. Есть много привлекательного в этих ранних братствах — простой образ жизни, преданность привычке выполнять свои обязанности по поддержанию существования. Но уже просматриваются усилившиеся впоследствии в Англии и Италии тенденции к постепенному переходу от бедности и благочестия к стремлению к богатству, церемониям и враждебности. Попасть в западню мирских забот, не устояв перед искушением, было гораздо проще тогда, чем теперь, не говоря уже о таких субстанциях, как духовность.