Завоевание Константинополя

Робер де Клари не упускает случая уличить знатных предводителей в политических амбициях и просчетах, гордыне, алчности. Лишенные дальновидности, надменные бароны отвергли предложение Иоанна Валашского (Калояна) стать их вассалом и даже предоставить им стотысячное войско, если они помогут ему получить царскую корону (гл. LXIV). Причем столь выгодное предложение было отклонено как раз тогда, когда сами крестоносцы испытывали сильные затруднения. Вместо того чтобы пойти навстречу «Иоанну ли Блаки», его подвергли оскорблениям, выказали презрение к куманам, сочтя их (за внешний облик) чуть ли не оравой малолетних, и заносчиво угрожали «Иоанну ли Блаки». В конце концов он все равно добился царского венца — при содействии «апостолика» (Иннокентия III), который направил своего кардинала для его коронации (гл. LXV). Бароны же впоследствии пожали плоды своей опрометчивости; они виновники адрианопольской катастрофы, поражения, нанесенного крестоносцам куманами, которые оказались способными наголову разбить рыцарей (гл. LXV, CXII). Выборы императора Латинской империи, по описанию Робера де Клари, проходили в обстановке открытого соперничества претендентов — маркиза Бонифация Монферратского, дожа Энрико Дандоло, графа Бодуэна Фландрского (гл. XCIII, XCIV): высокие бароны две недели «не могли договориться» о том, кого избрать в коллегию выборщиков. Когда, наконец, трон достался графу Фландрскому, разразился острый конфликт между ним и маркизом Монферратским из-за Салоник (гл. XCIX — CII). В адрес маркиза, силою занявшего — наперекор воле латинского императора, своего сеньора — окрестности Салоник, хронист направляет слова морального осуждения, вкладывая их в уста самого этого сеньора: он понял в конечном счете, что «поступает очень дурно», и изъявил готовность «загладить зло, которое содеял» (гл. CIV).

Излагая события, последовавшие за взятием Константинополя, Робер де Клари неоднократно возвращается к «несправедливому» дележу добычи. Участвовавшие в рейде на Салоникскую землю рыцари графа Фландрского узнают через гонцов, что пока предпринимались попытки овладеть Салониками, оставшиеся в Константинополе «разделили добро, которое еще оставалось неподеленным». Рыцари, особенно молодые воины, возмущены: «Как? — ..вы поделили наше добро, то самое, из-за которого мы вынесли столько мучений, столько трудов, претерпели голод и жажду, холод и жару, а вы поделили его без нас?». Среди простых воинов слышатся угрожающие голоса: баронов, воспользовавшихся удалением этой части войска и поспешивших присвоить всю оставшуюся добычу, клянут как «предателей» (гл. CV). Гонцов, прибывших из Константинополя со столь недобрыми вестями, рыцари готовы растерзать на части. Войско незамедлительно возвращается в Константинополь, где обнаруживается, что рыцарям вовсе не осталось места в столице: «дома, из которых они уезжали, уже не были их домами, ибо город поделили»; меньшому люду пришлось довольствоваться жильем «в одном или целых двух лье от тех домов, из которых они уезжали» (гл. CV).

Кульминация указанной линии повествования — рассказ об Адрианопольском разгроме 14 апреля 1205 г. (гл. CXII). Он в особенности примечателен — с точки зрения анализа концептуальных установок Робера де Клари — своей концовкой. Это один из сравнительно редких случаев, когда автор, сохраняя верность провиденциалистским традициям, ищет объяснение событиям не на земле, а на небесах. Он полагает, что, позволив болгарам нанести поражение баронам, «господь поистине отомстил им за их гордыню и за вероломство, которое они выказали к бедному люду войска» (гл. CXII). Это и единственный случай, кстати, когда Робер де Клари, возможно, обнаруживает проблески понимания того, что деяния завоевателей в Константинополе совершенно не соответствовали официальной программе крестового похода: поражение под «Адремитом» расценивается как отмщение божье «за ужасные прегрешения, которые они содеяли в городе после того, как они его захватили»(гл. CXII)[62].

Такова социальная подоплека в целом апологетической, но вместе с тем включающей в себя порицание предводителей концепции хроники о завоевании Константинополя, таков подтекст той «правды», которой Робер де Клари стремился поделиться со своими читателями и слушателями.

Происхождение и характер хроники. Степень правдивости автора