Завоевание рая

Вот солнце заходит. Оно становится бледным, потом кровавым; и темная масса облаков поглощает его. На город спускается почти ночная тьма; толпа быстро рассеивается, преследуемая вихрем песка, который подымают с берега перемежающиеся внезапные порывы ветра.

Вдруг, с ужасным ревом и силой, врывается порыв ветра, несущийся, подобно быстрой реке. Тонкие кокосовые пальмы гнутся, подметая землю своей кудрявой головой. Всевозможные осколки летают и кружатся в воздухе, вместе с морской пеной, подобной снегу.

Буря быстро разражается со всей силой. Небо представляет сплошную молнию; гром раздается со всех сторон разом с оглушительным грохотом.

На море — хаос, который может дать понятие о борьбе стихий в первобытные времена мира. Разверзаются пропасти, вздымаются величественные волны, как бы выбрасываемые вулканом; потом, в страшном смятении, с головокружительной быстротой, падают они искрометным водопадом, бросаются на берег, покрывают пеной набережную и вал. Облака кажутся огненным дымом погасающего пожара и освещают фантастическим светом этот ужасный разгром, над которым раздается такой нечеловеческий гул, что ушам больно слушать.

С часа на час, со дня на день буря то утихает, то бушует с новой силой. В домах горят огни. В них укрылись жители, бледные от ужаса, со стесненными легкими от удушливой жары. Стены дрожат; с крыш течет; комнаты наводнены непрошеными гостями, которых тщетно стараются выгнать. Потоки воды затопляют убежища животных, которые, покинув трещины, погреба и сырые закоулки, разбегаются в беспорядке по человеческим жилищам. Пресмыкающиеся, жабы, бесчисленное множество ящериц бежали, ползли по паркету, между тем как стены исчезали под кишащими тараканами и скорпионами. К ужасу и напряженному состоянию, которое внушает гроза, примешивается отвращение к подобной компании.

Наконец, после второй ночи, буря утихает; раскаты грома прекращаются; потоп кончается. Пресмыкающиеся и насекомые возвращаются к своим пенатам.

Как только можно было высунуть нос на улицу, появилась толпа черных, вооруженная длинными лестницами. Они приставляют их к домам и быстро взбираются по ним. Другие, оскалив свои белые зубы, вылезают из мансард на крыши. Дело идет о самой страшной ловле довольно большой рыбы, которую порывами ветра или какой-нибудь другой силой забрасывает во время бури на крыши и террасы.

Вскоре растворяются окна; на изрытых и разоренных улицах появляется народ; бегут на песчаный берег, усыпанный обломками, среди которых попадаются предметы. служащие дурным предзнаменованием. И снова боязливые взгляды вопрошают пустынное море. С высоты крепости Св. Георгия генерал-майор Бюри с товарищами по заключению с сильным беспокойством смотрели через решетчатое окно своей тюрьмы на океан, еще белый от пены: Неужели он все поглотил, и от французской эскадры осталось одно воспоминание?

Храбрый инженер Парадис не мог подавить своего негодования. Его энергичное, немного красное лицо, со сдвинутыми бровями, выражает гнев; он не перестает браниться сквозь зубы, с легким швейцарским выговором.

— Чтоб главный сатана ада побрал этого злосчастного адмирала! — ворчал он. — Мы и без него превосходно взяли бы Мадрас и не попали в подобную передрягу. Эта дрянная крепость была бы срыта, вместо того, чтобы держать нас здесь, оскорбленных и взбешенных, как крыс в западне.

— Участь этих несчастных морских офицеров и их матросов, которых теперь, по всей вероятности, уже едят рыбы, заставляет меня забывать о нашем печальном положении, — сказал Бюри. — Но чего я не могу понять, так это того, каким образом командир эскадры мог до такой степени пренебречь участью своих кораблей? Если он действительно настолько бесчестен, что продался англичанам, и настолько преступен, что, видя на одной чашке весов жизнь своих людей, а на другой злополучный миллион, дал деньгам перевесить, то он действительно заслуживает кипеть в котле где его желал бы видеть Парадис.

— Отсутствие известий и неуверенность, в которой они нас держат, заставляют кипеть мою кровь! — сказал де ла Туш, ходя большими шагами взад и вперед.

— У меня же без щербета горит глотка! — воскликнул Шанжак. — Раз бретонский Иуда взялся заботиться о нас, он должен был прислать нам чего-нибудь прохладительного.

— Он хочет, чтоб мы околели от жажды! — ворчал Парадис. — Я с ним лучше обходился, когда он гостил у меня в Ульгарете. Ах, если б я тогда знал!

Де ла Туш подошел к окну.

— Посмотрите, господа! — сказал он вдруг. — Ведь это наш враг возится там, на берегу!

— Скажите, где же он, чтоб я мог извергнуть на него все проклятия! — воскликнул Парадис.

— Он, должно быть, не в своей тарелке, — сказал Бюри. — Он взял на себя большую ответственность; и можно сказать, что море возвращает ему его корабли в виде дров.

Головы заключенных теснились у решетки окна, стараясь разглядеть, несмотря на далекое расстояние, что происходит на берегу. Казалось, все шеленги были разбиты, потому что на море спускали «катимароны». Они отправлялись на разведки по бушующим еще волнам, то появляясь на гребнях, то исчезая в пропасти.