— Чтобы испытать его; но он очень скоро узнал во мне равного. Мы обменялись таинственными словами.
— Так, значит, все церемонии очищения, исполненные твоей жертвой, оказались тщетными по твоему желанию?
— Все ли обряды она исполнила? — спросил преважно Бюсси.
— Конечно! Брамин помогал ей и всем распоряжался. Он сам нарвал, при восходе солнца, священной травы, которую он называет Дарбой Вишны; он сам жег благовония и говорил всемогущие слова. Три раза произносили самое торжественное заклинание, и все три раза бесполезно.
— По какому признаку узнали, что священная церемония не была принята богами?
— Потому, что царица не приобрела покоя и чувствует себя более, чем когда-либо, сжигаемой осквернением.
— Этого-то именно я и хотел, — сказал Бюсси. — Знай, что пока они жгли Дарбу Вишны, я очищал мандрагору, сорванную при свете луны, и на их магические изречения отвечал гораздо более могущественными, которые уничтожали силу их изречений и обращали их в ничто. И знай, что так и всегда будет.
— За что такое ожесточение?
— Потому что эта женщина виновата передо мной и заслуживает наказания; и я накажу ее, пока она не расплатится со мной за свой долг благодарности.
— Этот ответ предвидели, — сказал Арслан с видом огорчения. — И царица просит, чтобы ты назначил цену или награду, какую тебе угодно. «Пусть он сам назначит выкуп за мой покой», — сказала она.
— О, какой сон! — прошептал Бюсси с сильно бьющимся сердцем.
— Реши же! — сказал Арслан. — И возврати мир этой смущенной душе.
Бюсси глубоко задумался.
— Прежде, — сказал он после долгого молчания, — одно ее слово, улыбка, цветок, сорванный ее рукой, сделали бы меня ее должником. Но теперь, после того, что я вынес, я буду более требователен.
— Я жду! — сказал мусульманин.
— Ну, так вот чего я хочу от нее: поцелуя! Больше ничего. Но этого я требую и не приму никакого другого выкупа.
— Поцелуя! — воскликнул Арслан, плохо сдерживая свое негодование.
— Я сказал!
— Я только простое орудие повиновения: я передам твой ответ.
— Меня зовут Шарль де Бюсси: ты меня легко найдешь.
— Господь да будет с тобой! — сказал Арслан, приложив руку сначала к сердцу, потом ко лбу.
— Да хранит тебя Бог! — ответил маркиз, кланяясь.
Воин быстро удалился и исчез.
Бюсси торопился домой, чтобы остаться одному, и направился к выходу; но в ту минуту, когда он проходил в почетные ворота, его остановил офицер.
— Капитан! — сказал он. — Губернатор просит вас остаться и подождать его в его кабинете, куда он скоро придет. Он имеет сообщить важные новости генеральному штабу и офицерам.
Бюсси поклонился говорившему и вернулся.
Глава X
НАБОБ СЕРДИТСЯ
Кабинет Дюплэ помещался в обширной высокой зале с широкими окнами; но убранство его было очень простое. Там стояло несколько кресел и большой стол, на котором была разложена карта полушария; на полках лежали книги и списки; на стенах висело много карт.
Г-н Фриэль быстро писал, сидя за столом, тогда как в бесшумно отворявшуюся дверь ежеминутно входили новые лица. Постепенно собирались все члены верховного совета, не задержанные в Мадрасе; офицеры в бальных костюмах, еще разгоряченные последними танцами, быстро входили, вытирая себе лоб тонкими, раздушенными платками.
— Вам что-нибудь известно, Фриэль?
Но советник молчаливым кивком головы дал понять, что он очень торопится писать.
В кабинет доносились глухой шум продолжавшегося праздника и звуки музыки. Бюсси стоял у окна и смотрел на группы гуляющих. Из бутылок шампанского продолжали вылетать пробки; и пары танцующих кружились под наметом, слегка колеблемым ветерком.
Но толпа редела. На почетном дворе слышался стук уезжающих карет. По небу разливался розовый свет.
Дюплэ вошел через потайную дверь.
Только одна прямая складка между бровей указывала на его сильную озабоченность; за исключением этого, выражение лица его было спокойно, а в глазах светился лихорадочный героизм. Он опустился в кресло, усталый после стольких часов, проведенных на ногах.
— Господа! — сказал он. — Я имею сообщить вам важное событие, которое я предвидел, но которое наступило скорее, чем я думал: карнатикский набоб осаждает Мадрас.
Послышалось подавленное восклицание.
— Вы знаете, что я обещал Аллаху-Верди возвратить этот город; но я хотел сперва обезоружить его. Несчастное упорство де ла Бурдоннэ не позволило мне сдержать обещание; и гордый мусульманин сердится.
— Ну, так нужно его сдержать сегодня! — воскликнули самые старые члены совета. — Нужно возвратить Мадрас набобу.
— Нет, господа, нет, я этого не думаю! — живо возразил Дюплэ. — Невозможно разрушить вал на глазах у неприятеля; а отдать город таким, как он есть, — было бы настоящим безумием. К тому же, покориться таким образом было бы недостойно нас и поколебало бы наше влияние. По моему мнению, если набоб нападает на нас, нам нужно защищаться.
— Возможно ли это, при таком положении, в которое нас поставили последние события? Нас горсточка европейцев, что же мы можем сделать с целой армией? Нам угрожает также английская эскадра, а нам нечего выдвинуть против нее на море.