Завоевание рая

Во время чтения, как только посланник понял суть дела, порыв радости чуть не лишил его сознания. Он почувствовал, что сердце его переполнилось благодарностью к этому очаровательному царю, которого он так долго не знал; и он не сомневался ни минуты в том, что только из-за него, а не из-за выставленных политических доводов, Салабет принял такое решение.

«Но значит, он знает мою тайну? — подумал он. — Да, через Ругунат-Дата. Как мне это не пришло в голову?

Эта трогательная деликатность возвращения моим именем этого клочка государства — вполне достаточное для меня доказательство. Опьяненный ревностью, я ничего не угадывал. Ах, если бы я не был подле Урваси, я бы тотчас же уехал, чтобы броситься к ногам субоба и заставить его забыть мою несправедливость!»

Бюсси без устали перечитывал это блаженное письмо, которое переполняло счастьем все его существо; но испытывал лихорадочную радость, подобно человеку, который только что избегнул насильственной смерти. Один гаджиб подошел к Бюсси, кланяясь, и сказал ему, что царица ждет посланника для исполнения обряда биры, которым заканчивается аудиенция. Маркиз быстро встал и пошел к трону. Когда он приблизился к Урваси, взгляды, которыми они обменялись, пылали таким огнем, такой безграничной радостью, что они испугались и тотчас опустили веки, чтобы скрыть смысл своих взоров от толпы. Царица немного наклонилась, чтобы дать ему, по обычаю, листьев бетеля и налить ему на руки несколько капель розового настоя.

Пробужденные тигры стали потягиваться, ворча; Бюсси, не замечавший их, сделал жест удивления.

— Ты не узнаешь их? — спросила царица, улыбаясь. — Ты сделал их сиротами, убив их мать, чтобы спасти меня.

— Детеныши тигрицы!

— Разве можно было дать им погибнуть одним: ведь они не были еще способны совершить греха.

И так как он, казалось, хотел приблизиться к ним, она быстрым движением схватила молодого человека за руку, чтоб удержать его.

— Не трогай их! Иногда они добры, но обыкновенно коварны. Что, если они узнают убийцу своей матери и отомстят за нее!

— Так ты не желаешь больше моей смерти?

— Ах, не упрекай меня! — сказала она дрогнувшим голосом. — Ты, которому я обязана больше, чем жизнью! Иди, мы скоро опять увидимся.

Возвратившись в свой дворец, Бюсси, жаждавший остаться один, приказал Наику удалить всех и не допускать никого, кроме посланных царицы. Он принялся ходить по комнате с лихорадочным волнением, которое обеспокоило парию, потом бросился на диван.

— Ты страдаешь, господин? — спросил Наик, приближаясь.

— О нет! Но я не могу совладать со своими нервами и удержать слез. Черт возьми, мне в первый раз приходится плакать от радости! Она свободна! Наик, великодушие субоба освобождает меня от ужасного кошмара, который тяготил мою душу. Мне больше некого ненавидеть. И в сердце моем, переполненном любовью, остается только одна горечь — сожаление, что я раньше не знал сердца царя.

— Хвала всем богам! — вскричал Наик, целуя руку у своего господина — Я как будто предчувствовал то, что случится; но я не решался говорить про это, из опасения дать пищу обманчивой надежде. Ругунат-Дат не мог не предупредить царя о горе, которое он причиняет тебе, сам того не зная. Он слишком умен и добр, чтоб не желать услужить тебе и в то же время царице, своей ученице, склонность которой он хорошо знает. Но, умоляю тебя, господин, скрой теперь новую радость: тебе нужно бояться еще многих гадов, которые предательски, втихомолку могут повредить тебе.

— Чего же мне бояться под покровительством царицы?

— Остерегайся браминов, — сказал Наик. — Они хотят властвовать над царями; и если любовь восторжествовала над предубеждениями царицы, то они не отрекутся от своих предрассудков; и для них ты всегда будешь варваром, приближение которого оскверняет. Они сдерживают свою ненависть только из страха перед Моголом.

— Что мне за дело до этих бледных фанатиков! — вскричал Бюсси. — Она свободна, она любит меня! Весь остальной мир для меня ничтожнее мыльного пузыря.

Гериалы, которые бьют часы в медные тазы, только что возвестили третий час дня; послышались голоса поэтов, воспевавших ветерок, который начал освежать горячий воздух. Посланец царицы пригласил посланника придти к ней в сады, если он предпочитает ее общество зрелищу, на котором будет представлена борьба тигров, слонов и носорогов для развлечения гостей дворца.

Бюсси нашел царицу под тенью свежей аллеи амблисов, где она медленно прогуливалась среди своих женщин и своего двора, состоявшего в этот день преимущественно из мусульман. Он заметил, что царица была одета так же, как и в вечер их встречи на Острове Молчания. Венок из жасминов придерживал ее покрывало; на ней не было других драгоценностей, кроме жемчуга.

Когда маркиз был в нескольких шагах от Урваси, она повернулась наполовину и закрыла лицо покрывалом с изящной стыдливостью и скромностью, как бы выражая ему покорность. Потом она приблизилась к Бюсси, взяв Лилу и увлекая ее за собой.

— Да будет с посланником радость и торжество! — сказала она. — Нашел ли он покой под нашей скромной кровлей?