Андижан был некогда столицей ханства и по виду совсем азиатский город. Улицы в нем узкие, по обеим сторонам глиняные дома, низкие, с плоскими земляными крышами и без окон. В глиняных заборах маленькие ворота и калитка. Тут же на улицах в пыли играют ребятишки, и голодные собаки провожают пешехода со злобным лаем вплоть до базара. Близость базара можно узнать, прежде всего, по запаху кунжутного масла, на котором готовится разная снедь, потом – людской гул, стук молотов, ржание лошадей. Сутолока страшная. Вот ряд с тюбетейками: лавчонки маленькие, открытые, разложены ряды разноцветных тюбетеек, расшитых цветами; мальчишки стоят толпами и пялят глаза на красные тюбетейки. В длинных красных рядах торгуют красным товаром. Мимо них плывет дробной походкой молодая сартянка: она отпросилась к матери, а шмыгнула на базар, ей хочется взглянуть на канусы, потом выбрать себе бусы, но из страха встретиться с отцом или мужем у нее сердце так сильно бьется, что она почти ничего не видит. В другом месте стоит толпа юродивых, в красных высоких шапках, с длинными посохами, она ревет какую-то дикую песню, за что получает с хозяина несколько тилей. Под маленькими навесами из плетенок сидят шорники, кузнецы, портные, медники, все за работой, вперемежку с ними – мясники, бакалы (лавочники) продают мясо, рис, табак, овощи.
В одном месте варят пельмени, в другом пекут пирожки. Продавец халвы кричит во все горло: «Шакардак!» (как сахар), еще пуще орет другой: «Шарбат! Мус-дак!» (как лед холодный шербет). На углу, прижавшись к стене, сидит сгорбленная старушонка, у нее на коленях корзинка с лепешками. Ей нельзя ни кричать, ни говорить, закон запрещает. Она должна сидеть хоть целый день, пока не выручит себе на хлеб. Через толпу народа пробирается угрюмый сарт: это ткач. Он сегодня получил за работу один рубль и должен на эти деньги купить кусочек мяса, сала, 2–3 фунта риса, чечевицы, муки, луку и дров, а дело жены позаботиться, чтобы этой провизии хватило на всю неделю. В кучке праздных зевак афганец заставляет обезьяну показывать, как ходит с ружьем «урус» или, как охотник подкрадывается к дичи…
Не таков был Андижан в ночь под праздник Покрова, накануне штурма. Оттуда доносились не базарные крики, а зловещие призывы к оружию, между городом и ставкой Фулат-бека сновали партии конных, поднимавшие облака пыли. В отряде почти никто не спал в ожидании скорейшей развязки, и как только рассвело, уже все были в строю, на своих местах. Солдаты сняли шапки, перекрестились, раздалась команда: «Ружье вольно, шагом марш!». Три крохотных колонны двинулись к городу. Эту минуту стерег Фулат-бек: давши им отойти с ½ версты, он налетел на вагенбург, но тут его встретил полковник Травло гранатами из двух конных орудий. Киргизы мгновенно рассеялись. В это время Скобелев во главе 1-й колонны уже втянулся в предместье. Пороховой дым впереди до того застилал глаза, что казаки совершенно неожиданно очутились перед завалом, вооруженным пушкой. Они крикнули «ура!», мигом овладели завалом и ворвались в город. Верхом перескочил через завал Скобелев и остановился: его красивая статная фигура, благородная осанка и спокойная отчетливая команда производили чарующее действие: солдаты мигом свезли пушку, разобрали завал и устремились дальше. Андижанцы дрались отчаянно, они пользовались каждым закрытием, стреляли с крыш, деревьев, дрались на улицах во дворах, в саклях и мечетях. Сопротивление еще больше разжигало удаль охотников, шедших впереди, то и дело раздавался звук трубы, наигрывавшей наступление: это значило, что они почти безостановочно переходили от одного завала к другому. На базаре 1-я колонна наткнулась на громадный завал, огражденный толстыми брусьями. Тут выехало наше орудие, и после нескольких залпов неприятель разбежался. С таким же трудом пробивалась шедшая сзади колонна Аминова: ее теснила с тыла неприятельская конница. Тогда капитан Арвантаки повернул назад два орудия и заставил конницу отхлынуть, дальше шли, прикрывшись сзади цепью стрелков. Вторая колонна Меллера-Закомельского двигалась правее Скобелевской. Поперек ее пути встречались завалы, сложенные из арб и укрепленные брусьями. Впереди охотников шел молодой офицер Хомичевский, который всегда первым появлялся на завале. Кроме пяти завалов, туркестанцы должны были еще овладеть укрепленными саклями и особенно долго провозились возле одной мечети. Наконец, все три колонны сошлись в урде, очистили от мятежников дворец и после короткого отдыха вышли обратно к вагенбургу, причем поджигали все попутные постройки. Путь арьергарда обозначался заревом пожара, раздавались выстрелы и боевой клик андижанцев: «Ура! Ура!». В два часа отряд был уже на месте, потеряв 8 убитых и около 50 раненных. Чтобы довершить разрушение Андижана, Троцкий сейчас же выслал Скобелева с 6-ю орудиями и приказал бомбардировать город, направляя выстрелы главным образом на базар и в места пожаров.