Однако нити привязанности натягивались, а некоторые начали рваться. За пределами Перу восстание Кондорканки почти не произвело впечатления на креолов. Большинство креолов были абсолютно уверены в своей способности контролировать индейцев. События в других частях мира демонстрировали, что революции не обязательно уничтожают собственность и разрушают общественный порядок. Восстание в североамериканских колониях возглавляли аристократы – земле– и рабовладельцы, процветающие коммерсанты. Когда власть короля и королевских губернаторов была свергнута, эти респектабельные граждане взяли управление в свои руки. Чуть позже Французская революция была более сложной: она обезглавила короля, она сопровождалась сожжением королевского дворца и отдала Париж на недолгое время в руки толпы. Тем не менее, хотя привилегии, связанные с происхождением, во Франции были сокращены, права собственности сохранились и не пострадали, возможно, даже укрепились. Звучные заявления, которые сопровождали эти две революции, а также общественно-политические публикации, им предшествовавшие, – особенно произведения Руссо – обеспечили мыслящим креолам теоретическую базу, средство для того, чтобы дать рациональное объяснение неприязни и ревности к чиновникам, присланным с полуострова, и европейским испанцам вообще. Более поздние события во Франции предложили им даже еще более волнующие и наводящие на размышления модели поведения: Наполеон – первый консул, а затем император Наполеон I в окружении сподвижников-маршалов, опрокидывающий не способную к действиям власть, объединяющий французский народ и ведущий их к беспримерному военному успеху. Эти яркие личности были образцами, которым стремились подражать амбициозные разочарованные креолы.
Со своей стороны, испанское правительство понимало, какие опасности таит пример Франции. В народных волнениях 1780-х годов участвовали не одни только индейцы. Восстание comuneros
(борцы за независимость) в Сокорро, Новая Гранада, в 1781 году было восстанием креолов и метисов в провинции, где оставалось мало чистокровных индейцев. В своей основе это был протест против местных налогов, введенных интендантом провинции на оборонительные цели. Однако требования comuneros включали отмену табачной монополии и соблюдение старых законов, отдающих предпочтение местному населению Индий при назначении на все должности, включая самые высокие. Иными словами, бунтовщики протестовали против посягательств полуострова на свои давние права. Местные власти были вынуждены вести переговоры и согласиться на условия comuneros; но так как с мятежниками не обязательно было держать слово, вице-король впоследствии отказался от этого договора, и лидеры восстания были казнены. Эпизоды такого рода, естественно, заставляли представителей власти вице-королевств нервничать и относиться к бунтарским разговорам более серьезно. Модные застольные беседы о правах человека – с виду довольно безвредные в Испании, – распространяясь среди неграмотных и легко приходящих в волнение людей в Индиях, могли действительно быть подстрекательскими. Судебные преследования стали более частыми. Среди их известных жертв был Франсиско де Санта-Крус-и-Эспехо – ученый, литературный критик, основатель Патриотического общества в Кито, редактор первого появившегося там журнала и директор первой публичной библиотеки. Эспехо умер в тюрьме в 1795 году. Он был индейцем-полукровкой незнатного происхождения, и проявления пренебрежения и неуважения в обществе, возможно, вызвали в нем неудовлетворенность колониальными властями. У других недовольных не было таких очевидных оправданий. «В народной среде, – как писал де Токвиль[104], – революция возникает не от отчаяния, а из-за растущих ожиданий». Современник Эспехо Антонио де Нариньо был выдающимся креолом, который при явной поддержке вице-короля сделал себе состояние на полученных дополнительных доходах от своей должности. Он время от времени частным образом занимался книгопечатанием и опубликовал в Санта-Фе-де-Богота перевод французской Декларации прав человека, за что и был предан суду. В суде он защищал себя, приводя цитаты из таких же дерзких памфлетов, опубликованных уважаемыми гражданами – даже чиновниками, – которые остались безнаказанными. Защита была хотя и умелой, но не относящейся к делу; Нариньо был заключен в тюрьму, потому что был заподозрен в подрывных намерениях. Он был отправлен в Испанию, бежал с помощью влиятельных друзей – как и многие ему подобные, он был масоном – и вскоре присоединился к кругу заговорщиков против Испании, находящихся в изгнании. В конечном счете он возвратился в Америку, чтобы присоединиться к восставшим в Санта-Фе-де-Богота в 1812 году.