Завоеватель

– А ведь Урянхатай не прирожденный командир, – заявил Баяр.

Хубилай вздохнул, зажмурился и на темном фоне увидел зеленые искры.

– Воины уважают его, – не унимался Баяр. – Они ценят его мастерство. Не боготворят, но понимают, что просто так умирать он их не отправит. Для воинов это очень важно.

– Хватит! Урянхатай хороший человек, ты хороший человек… Мы все хорошие. А теперь садись на коня и уведи тумены на двадцать миль к востоку, чтобы перехватить сунского командира.

Услышав такое, Баяр засмеялся, но сел в седло и, прежде чем Хубилай снова открыл глаза, уже скакал во весь опор и отдавал приказы.

* * *

С тех пор как Мункэ стал ханом, численность населения ханства увеличилась так, что Чингисхану и не снилось. Мир на родных равнинах очень помогал Арик-бокэ, его брату, и рождаемость подскочила. Каракорум стал настоящим оседлым городом, население которого росло за счет новых районов, построенных из камня и дерева, а старый город практически скрылся из виду. Земля радовала плодородием, и Мункэ поощрял многодетность, понимая, что мальчики – это новые воины. Весной в поход он отправился с двадцатью восемью туменами, общей численностью в четверть миллиона. Ехали быстро, налегке, без пушек и с небольшими припасами. С такими войсками Чингисхан и Субэдэй-багатур пересекали целый континент. Мункэ был готов к тому же.

Он старался быть прогрессивным ханом, старался продолжать дело Угэдэя, создававшего на огромной территории ханства стабильную цивилизацию. Годами он боролся с соблазном отправиться в поход, ездить верхом, воевать. Мелочность городской жизни претила ему, но Мункэ давил сомнения в зародыше. Пусть покоряют и завоевывают военачальники, царевичи, младшие братья, а его удел – править. Великое ханство удалось создать за три поколения, но Мункэ терзался мыслью, что потерять его можно еще быстрее, если не принять соответствующие законы. Он поощрял торговые связи, развитие ямов – все, что объединяло народ. Беднейший пастух должен знать, что над ним есть хан, его господин. Мункэ следил, чтобы из каждого района поступали отчеты. Тогда страждущие смогут подать жалобу, а то и вызвать на подмогу воинов. Порой управление ханством казалось чересчур мудреным и сложным для понимания, но пока у Мункэ получалось. Вопиющие факты коррупции устранялись писцами, виновных снимали с высоких постов. Городские чиновники знали: на них есть управа, и сидели тихо – не то от страха, не то от благоразумия. Налоги текли рекой, но Мункэ не набивал хранилища, а строил новые города и дороги.

Став ханом, он понял, что мир изматывает больше войны. Мир высасывает силу, война же, наоборот, тонизирует. Временами ему казалось, что, вернувшись в Каракорум, братья увидят его сморщенным стариком, раздавленным и истертым бременем ответственности, от которого ему не спрятаться ни на миг.

Сейчас Мункэ ехал с туменами и чувствовал, что бремя лет истончается. Как тут не вспомнить поход с Субэдэем, битву с христианскими рыцарями, капитуляцию врага… За войско, каким сейчас командовал хан, Субэдэй отдал бы правую руку. В ту пору Мункэ был юнцом, и, сев в седло, он снова почувствовал себя молодым. Это ощущение радовало. Слишком долго он жил в замкнутом пространстве. А теперь увидит город, который Хубилай построил на плодороднейшей черной земле. Он увидит Шанду и определит, не превышал ли младший брат свои полномочия. Хулагу курсу хана точно не изменит, а вот Хубилаю нужно напоминать: за ним присматривают. Мункэ не мог избавиться от мысли, что напрасно предоставил брату самостоятельность, да еще на такое долгое время.

Месяцы подготовки к походу омрачило лишь письмо Хулагу, присланное с особой печатью «Мункэ-хану лично». Великий хан убеждал себя, что не боится ассасинов, которых всполошил его младший брат, только как их не бояться? Мункэ знал, что не дрогнет в битве. Знал, что может вести атаку и дать отпор. Свою смелость он доказывал не раз и не два. Но мысль об убийце в маске, который подкрадется к нему спящему и приставит нож к горлу, заставляла Мункэ содрогнуться. Впрочем, если какой ассасин и решил его убить, пару лет ему придется подождать.

Арик-бокэ прибыл в Каракорум, чтобы в отсутствии хана взять бразды правления в свои руки. Мункэ рассказал ему об опасности, но младший из братьев засмеялся, показывая на охрану и вездесущих слуг. Незамеченным во дворец не пробраться. При мысли, что брат в безопасности, Мункэ полегчало. Отъезд из Каракорума тоже помог.

Минуло лишь четырнадцать дней, а тумены уже подобрались к Шанду; оттуда менее двухсот миль до Яньцзина и северных цзиньских земель. Половине воинов едва исполнилось двадцать, большие расстояния им не страшны, а вот Мункэ, подрастерявшему форму, приходилось тяжело. Лишь из гордости он терпел, когда мышцы превращались в жгуты боли. Но самые тяжелые дни быстро прошли, и на десятый-одиннадцатый вернулась былая сноровка.